Открытки-открыточки

Почти вся моя френдлента подхватила новогодний флешмоб, и я решила не отставать.
Рисовать я хронически не умею, но зато умею ходить на почту за открытками, так что если кто захочет получить на новой год от меня привет по почте, отмечайтесь и обязательно присылайте в личке свои адреса, а то я тот еще склеротик, все забываю.

@темы: флэшмоб

---

Пять шагов

Несу последнее свое с войны с ФБ.
Название: Пять шагов
Автор: Sorena
Бета: Jella Montel, ritaritzy
Размер: миди, 10422 слов
Фандом: North and South/Север и Юг
Пейринг/Персонажи: Джон Торнтон, Марджери (ОЖП), девушки
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Люди придумывают правила, чтобы их нарушать. У всех в Милтоне есть свои тайны.
Примечание/Предупреждение: Смерть героев.
Для голосования: #. fandom RA 2014 - "Пять шагов"

Спасибо  Jella Montel за прекрасные излавки

Теплая черепица под босыми ногами чуть похрустывает. Отсюда, сверху, Милтон выглядит совсем другим: терракотовые крыши, ощетинившиеся острыми башенками и выступающими террасами, темные ленты улиц и возвышающийся над всем этим величественный собор с узкими, словно бойницы, окнами. Черные трубы фабрик пронизывают высокое летнее небо, и кажется, облака цепляют их мягкими белыми боками.
Внизу гудит людской поток, а на площади у храма стоят экипажи, и холеные лошади с гривами, убранными цветами и лентами, возбужденно фыркают и косятся на толпу зевак. Обычная свадебная суета!
Я жадно выискиваю тебя взглядом, но с такого расстояния сделать это непросто. Ты где-то там, в этой праздничной возбужденной толпе, и мне так хочется увидеть тебя еще раз. Последний. Поднимаю скрипку, нежно провожу смычком по струнам, и знакомая мелодия, подхваченная легким ветерком, летит над городом. Музыка сама ведет меня от ноты к ноте, в резонанс с ней дрожит и рвется моя душа. Это для тебя, слышишь. Это мой прощальный подарок.
А скрипка все поет и поет. Мои пальцы уже не управляют смычком, а подчиняются мелодии, которую я не узнаю.
Наверное, это прощание. С тусклой зеленью парка там, внизу. С бездонной пропастью неба, распахивающегося передо мной. С городом, рассеченным узкими лезвиями улиц. С этим домом, полным вещей и воспоминаний, каждое из которых могло бы стать якорем.
Если бы осталась цель.
Со всем, что больше не имеет никакого значения.
Тягучий, величественный колокольный звон заглушает мою мелодию, и я бережно кладу скрипку на крышу. Вот и все. До другого конца площадки, где нет перил, всего пять шагов.
Пять.
И я понимаю, что всю мою жизнь можно пройти за эти пять шагов.

Один.

Я почти не помню лицо матери. Осталось лишь невнятное ощущение тепла, любви и безопасности. А еще скрипка. Мягкие мамины прикосновения, спокойный голос и настойчивое «а теперь сыграй еще разик, Мардж». Но я не хотела играть. Гораздо веселее было удрать к Билли — мальчишке с соседней фермы — и устроить с ним налет на яблоневый сад мистера Барлока. Или навестить белолобого теленка Клевера, пасущегося у оврага. А еще можно было покачаться на качелях. Они висели на толстой ветке огромного вяза, так высоко, что веревки пропадали в густой листве.
Билли толкал качели, и я взлетала прямо в небо. Мне нравилось думать, что если я отпущу веревки, то никогда не упаду на землю, а полечу над полем, как птица. Но благоразумие обычно приходило в тот миг, когда, задержавшись на мгновение в самой верхней точке, качели начинали свое падение вниз, а под ложечкой сосало от страха.

Мама умерла, когда мне было восемь лет. Просто не проснулась утром. Папа рыдал три дня, а потом впервые напился так, что уснул прямо на полу нашей небольшой кухни. Бесс тогда качала головой и ворчала: «Негоже вам, хозяин, при дочери пить. Наберется у вас плохого». Но я не собиралась «набираться плохого», просто уходила к качелям и проводила все дни с Билли. А отец все пил и пил, не желая останавливаться. Его не могли удержать ни причитания Бесс, ни мои выходки. Казалось, в этом мире его больше ничего не интересовало. В конце концов, случайный удар ножом в пьяной драке оборвал и его жизнь. Так мы остались вдвоем с Бесс.
Денег хватило лишь на пару месяцев, а зима в тот год была морозной. Потирая замерзшие ладошки у едва тлеющего — дрова были слишком драгоценны, чтобы тратить их впустую — камина, я куталась в мамину шаль и хлюпала носом. Бесс ворчала: «Вот, послал господь горюшко! Меня одну-то кто хочешь возьмет в услужение, а что с девчонкой делать? Ой, беда-беда…»
Не знаю, как она узнала про сестру матери — мне никогда не говорили, что у меня есть тетя — не знаю, как нашла ее адрес, но в один из вечеров, когда стылый ветер выл за окном особенно заунывно, в дом вошла нарядная дама. Я хорошо помню, как нелепо выглядела ее яркая одежда в сумраке нашей неуютной гостиной, каким сладостным казался аромат ее духов. А Бесс… Бесс вся съежилась и презрительно поджала губы, едва завидев рыжие волосы незнакомки.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась дама. — Элизабет? Вы писали мне.
Я даже перестала трястись от холода и высунула нос из-под теплой шали. «Элизабет» звучало так официально и так непривычно, что мне хотелось воскликнуть: «Ну какая она Элизабет? Вы, должно быть, ошиблись. Это же Бесс!»
— А это маленькая Марджери? — Незнакомка погладила меня по волосам, и я вздрогнула от этой мимолетной ласки всем телом. — Ты так похожа на свою мать. Ирландская кровь! — улыбнулась она.
Я уже открыла рот, чтобы ответить что-нибудь колкое — терпеть не могу, когда кто-то говорит о маме! Эта тема была слишком личной, чтобы обсуждать ее с посторонними — но Бесс опередила меня.
— Вы возьмете девочку? — Ее голос прозвучал сухо, с нотками презрения.
— Конечно. Я позабочусь о ней, можете не сомневаться.
Повисла неловкая пауза, во время которой Бесс и незнакомка молча рассматривали друг друга, а я пыталась понять, почему наша верная служанка вдруг стала настолько неприветливой.
— Я поеду с вами? — поинтересовалась я, когда молчание стало гнетущим. — Куда?
— В Милтон.
— Милтон… — медленно повторила я. В этом названии была какая-то мягкость и звучность, оно мне понравилось сразу. — А Бесс поедет с нами?
— Если захочет, у меня найдется место и для нее.
Бесс дернулась, словно от удара, и процедила сквозь зубы:
— Благодарю вас, но я не нуждаюсь в вашей заботе. Я сильная, меня кто хочешь возьмет в услужение. Не настолько уж я в плачевном положении, чтобы к вам на работу идти.
К моему огромному изумлению незнакомка не обиделась.
— Что ж, я понимаю вас. Вы не возражаете, если я заберу Марджери прямо сейчас? Все формальности мы решим чуть позже.
— Так будет лучше, — ответила Бесс. — Я пришлю все вещи Мардж как можно скорее.
Я чуть было не запрыгала от радости: Ура! Я еду в Милтон! Вот Билли удивится! В тот момент я не думала о том, что не знаю даже имени незнакомки, а своего маленького приятеля могу вообще никогда не увидеть, меня переполняло радостное возбуждение от поездки в элегантном экипаже — у такой нарядной дамы он наверняка имеется. Позже я часто думала, могла ли моя судьба пойти по иному пути, был ли у меня выбор тем морозным вечером, когда экипаж увозил меня в Милтон, навсегда разделяя жизнь на до и после.

Два.

Милтон трудно назвать райским местом: вылинявшие фасады домов покрыты копотью, чахлая зелень парков почти не скрывает грязь дорожек, и даже небо кажется каким-то сероватым. Но в городе есть что-то несоизмеримо большее, чем неряшливый внешний вид — бурлящая энергия. Я полюбила его сразу — вот так, с первого взгляда, когда стояла перед задней дверью тетушкиного дома и слушала разноголосицу торопящихся на фабрики рабочих. В один миг неспешность и размеренность сельской жизни были забыты, вытесненные из моего маленького сердечка энергией промышленного города.
Конечно, я не сразу поняла, в какое место я попала и что за «небольшое дело» у тетушки Беатрикс. Мне отвели уютную комнату в башенке, возвышавшейся над мансардой, попасть в которую можно было лишь с заднего входа. Я росла, не понимая, почему по вечерам мне строго-настрого запрещалось приходить в огромную парадную гостиную, из которой днем меня было не выгнать. И почему девушки, живущие в нашем доме, время от времени уходили, а новенькие — красивые, молодые — занимали их комнаты.
Со временем я во всем разобралась, но, вопреки здравому смыслу, истина меня не шокировала. В конце концов, моя тетушка — это всего лишь моя тетушка, и неважно, что она хозяйка борделя, а девушки всегда были милы со мной, так что какая разница, чем они занимаются по ночам. Мой мир не рухнул от вторжения действительности.

Тягучие гудки фабрик, подгоняющие рабочих утром и сообщающие о конце дня вечером, отмеряли и нашу жизнь. Правда, с точностью до наоборот. Утром девушки как раз отбывали ко сну, а вечером надевали свои наряды и пудрили носики, ожидая «гостей» — благо, заведение тетушки обслуживало только респектабельных горожан. Днем же можно было валяться на мягких диванах гостиной, не заморачиваясь хорошими манерами, и сплетничать о клиентах.
— Как же хочу спать! — Сесилия закинула ноги на низкий столик и откинулась пинку дивана.
— Что, доктор Дольнальдсон вчера утомил? — захихикала Дениза. — Эй, Майки, может, подменишь сегодня нашу Сэсс?
— Бить хлыстом очередного несчастного мужчину? — проворчала Микаэла, не отрываясь от раскладывания пасьянса. — Нет уж.
Я отложила книгу и с интересом посмотрела на Сесилию:
— Неужели мужчинам это нравится?
— Ох, Мардж, для девушки, выросшей в публичном доме, ты слишком наивна и романтична, — отозвалась Сэсс. — Ты видела жену нашего доктора?
— Нет, но зато я видела твою комнату — это же настоящая пыточная камера. Тебе позавидовал бы любой инквизитор.
Дениза фыркнула.
— Сэсс не зря говорит про жену. Миссис Дональдсон — добрейшее существо. Она без команды мужа даже не чихнет, а слово «нет», по-моему, ей вообще не знакомо. Представь теперь, что доктор постоянно видит перед собой это небесное создание, которое либо покорно выполняет все его просьбы, либо смотрит с ужасом и дрожит.
— И что?
— Да то, глупенькая Мардж, достанься ему другая жена — ну хоть такая, как Ханна Торнтон — и не захотел бы наш доктор подчиняться, ему бы этого счастья и дома хватило. А так путь один — к Сэсс.
— Но джентльмены сами выбирают себе жен. Сначала ищут покорных и милых, а потом хотят иного?
— Они сами не знают, чего хотят, — подала голос Микаэла.
— Они все хотят большой веселой порки, — пропела Сесилия. — И я им это обеспечу.
— Все? — с ужасом в голосе выговорила я. В моем представлении мужчины всегда были сильными и гордились этим. По крайней мере, такими они изображались в книгах, которые я читала.
— Не пугай ее, Сэсс, не разбивай наивные мечты.
Дениза запустила в нее подушкой, которая, не долетев, плюхнулась на ковер, разметав карты,тщательно разложенные Микаэлой.
— Ну все, Дэнни, — прошипела Майки. — У меня почти сошелся пасьянс!
Подушка полетела в обратный путь, а вслед за ней последовала другая. И если первого метательного снаряда Денизе удалось избежать, то второй достиг цели, опрокинув девушку на диван.
— Война! Война! — закричала я, с хохотом набрасываясь на Майки.
Мы покатились по полу, сбив по пути изящный стул с изогнутой спинкой. Дениза, вооружившись подушками, прицельно метала их, едва Микаэла оказывалась сверху.
— Стыдитесь, девочки, — чопорно произнесла Сесилия, подражая голосу тетушки. — Где ваши хорошие манеры? Вот принесу сейчас хлыст!
— Тебе лишь бы хлыстом махать, — заметила Дэнни, прицеливаясь очередной подушкой в голову Майки. — Ну вот, опять промазала!
Мы с Микаэлой расцепились и тяжело дышали, лежа на ковре.
— Нет, серьезно, — вернулась я к мысли, которая теперь занимала меня. — Неужели все мужчины жаждут быть слабаками?
Сесилия закатила глаза и фыркнула.
— Нет, Мардж, не слабаками. Мужчины хотят разнообразия: властные желают подчиняться, а слабые сами жаждут доминировать. Для этого мы и существуем. Мы даем им то, что жены дать не могут или не хотят. Ты когда-нибудь обращала внимание, что в семьях бедняков много детей, а у богачей — один-два?
— И что?
— Да то! Беднякам некогда изображать из себя возвышенных существ, для которых секс — лишь уступка грязной похоти мужчин ради продолжения рода. А вот напыщенные дамы, родив наследника, переезжают в другую спальню, радуясь, что больше не нужно терпеть позорные ласки мужа. Могу поспорить, они довольны тем, что есть мы. Конечно, облить при встрече презрением или сделать вид, что нас вообще не существует, — это святое, но по сути дамочки счастливы, что их мужья занимаются «этим» не с ними.
— И мужчины это терпят?
— А что еще им остается?
— Так устроено общество, — встряла Микаэла. — Дочерей воспитывают в пренебрежении к этой стороне жизни, внушая, что секс — это нечто постыдное, зато сыновей, не таясь, приводят к нам.
— Сплошное двуличие, — кивнула Дэнни. — Они придумали кучу правил только для того, чтобы их нарушать.
— И нет никаких шансов, что, женившись, мужчина будет верен жене? — поинтересовалась я, отчаянно желая сохранить остатки своих представлений о мире.
— Есть, конечно, исключения, — заметила Дэнни, — но они столь редки, что можно смело их игнорировать.
— Да ладно вам, — махнула рукой Микаэла, — совсем Мардж запугали.
— Запугали? А разве она замуж уже собралась? — поинтересовалась Сесилия.
— Какой «замуж»? — окончательно смутилась я.
— Ты не хочешь замуж? — удивилась Микаэла.
— А ты хочешь?
— Мардж, не имеет значения, чего я хочу.
— Майки, признайся, — подала голос Дениза. — А кого бы ты выбрала из наших джентльменов?
— Ну… — улыбнулась Микаэла. — Доктор Дональдсон занят Сэсс, Сликсон слишком зануден, Хэмпер…
— Ты чуть не забыла про Торнтона, — подсказала Дениза. — Не говори, что случайно.
— Да, Дэнни, ты меня поймала. Торнтон — джентльмен хоть куда. Статный, красивый.
— А какие у него глаза… — простонала Дениза.
— И они тоже.
— И к тому же не женат, — добавила Сесилия.
— Зато у него такие мать и сестра, что я удивляюсь, как он из дома не сбежал. Неудивительно, что он почти каждый вечер проводит у нас.
— Да кто такой этот ваш Торнтон? — вскричала я, окончательно потеряв нить разговора.
— Владелец фабрики Мальборо. Молод, красив, богат, — громким шепотом, словно страшную тайну, сообщила Дениза. — Числится в самых завидных женихах Милтона. Вечера проводит… Но об этом лучше всех знает Майки — это ее клиент.
Я закинула руки за голову и принялась изучать трещинку на потолке. Информация, которой так щедро одарили меня девушки, требовала размышлений. Сесилия права: я ничего не знала о жизни, о мужчинах или их женах. Все мои представления были почерпнуты из книг, которые я поглощала — а что еще было делать унылыми вечерами? — в больших количествах. Тетушка основательно позаботилась, чтобы оставить меня в стороне от ночной жизни «веселого дома».
Тяжелый раскатистый гудок прервал мои размышления.
— Пора, — вздохнула Микаэла, поднимаясь с пола. — И снова в бой. — Она подняла с пола подушку и пристроила ее на диван. — Поможешь?
Я кивнула и вскочила на ноги. Нужно было поторапливаться, пока в комнату не войдет тетушка и не начнет сыпать распоряжениями: «Сесилия, ты еще здесь? Твоя комната не готова. Дениза, сегодня на тебе музыка. Господи, когда ты уже научишься играть на рояле, а не бить по клавишам. Удивительно, как джентльмены тебя терпят? Хотя выбора другого нет. Микаэла, сейчас же подними подушки. Ну и беспорядок вы здесь устроили! А где Кэр? Она что же, еще не вернулась? Ну, я ей задам! Умоляю, Мардж, иди к себе, не вертись под ногами!» Мне ничего не оставалось делать, как покорно уходить.
Но сегодня мне не хотелось сидеть у себя. Накинув на плечи шаль и прихватив с собой скрипку, я устроилась на открытой террасе. Вечер был удивительно теплый для весны. Мягкие сумерки неспешно обволакивали улицу, придавая городу какой-то сказочный вид, скрывая грязь и несовершенство. Легкий ветерок ворошил заросли жимолости, скрывающие меня от посторонних глаз, и с каждым порывом меня обволакивало сладковатым ароматом, напоминающем о детстве. Тихонечко, почти невесомо, я провела смычком по струнам, вспоминая мелодию, которой учила меня мама.
Музыка полилась, зажурчала, и я словно перенеслась назад. Билли снова толкал качели, и я взлетала в небо, не боясь упасть вниз. Вверх, вверх, к пушистым облакам, похожим на невиданных зверей, к ослепительному солнцу. Разве может с тобой случиться беда, если ты умеешь летать?
— Добрый вечер, — раздался за завесой жимолости глубокий низкий голос.
Я вздрогнула и резко опустила скрипку. Струны взвизгнули нестройным аккордом и обиженно задрожали.
— Здравствуйте, — негромко поздоровалась я, на всякий случай измеряя взглядом расстояние до двери — успею добежать или нет?
— Я услышал чудесную музыку и решил подойти. Вы позволите?
Не дожидаясь моего ответа, незнакомец обогнул жимолость и подошел ближе. Не зная, что предпринять, я поднялась со своего места и сделала шаг в сторону двери.
— Нет-нет, не уходите, — попросил он.
Я замерла на месте и в смущении опустила взгляд. Даже дыхание от волнения перехватило. Господи, я веду себя, как глупая курица!
Мысленно выругавшись, я заставила себя посмотреть на незнакомца. Он был довольно высок и строен. Широкие плечи горделиво расправлены, а руки, в которых он сжимал снятый с головы цилиндр, явно привычны к работе.
— Простите, если испугал вас.
Голос прозвучал властно, сразу чувствовалось, что мужчина привык отдавать приказы. Почему-то некстати припомнились слова Сесилии: «Мужчины хотят разнообразия: властные хотят подчиняться, а слабые сами жаждут доминировать». Отогнав подальше опасные мысли и набравшись смелости, я наконец ответила:
— Вы не напугали меня.
— Вы живете здесь? — поинтересовался незнакомец.
Я кивнула, и он сразу завладел моей рукой.
— Живу здесь, а не работаю, — колко уточнила я, демонстративно убирая руки за спину.
— Тогда еще раз простите, — он выпрямился во весь рост, и мне пришлось смотреть на него, запрокинув голову. — Джон Торнтон, к вашим услугам.
— Тот самый? — ответила я и сразу же прикусила язык — надо же было так проговориться!
— Что значит «тот самый»? — чуть самодовольно поинтересовался он.
— Просто… Просто я слышала про вашу фабрику, — выкрутилась я. — Мальборо, правильно?
— Все верно, — он чуть склонил голову и легко улыбнулся. — А как зовут вас, милая скрипачка? И почему вы сидите здесь одна?
— Я Марджери, — выговорила я и покраснела. Почему-то собственное имя впервые показалось мне вульгарным и глупым. — А сижу я здесь, потому что дом принадлежит моей тетушке и…
— И?..
— И, как вы понимаете, все сейчас заняты, — скороговоркой закончила я и с вызовом посмотрела на него. А что он ожидал услышать?
Мистер Торнтон отвел взгляд, немного помолчал, будто подбирая нужные слова, и произнес:
— А что за мелодию вы играли?
Ну вот — я даже выдохнула от облегчения — наконец-то безопасная тема.
— Это колыбельная, меня мама научила.
— Я думал, колыбельные поют, — некстати заметил он.
Я засмеялась — все-таки было в нем нечто забавное, что ускользало с первого взгляда, но незримо присутствовало в каждом жесте. Что-то трогательно несуразное, спрятанное за нахмуренные брови и суровый вид.
— Очень трудно петь и одновременно играть на скрипке. Хотите попробовать?
— Нет. — Он внимательно изучал мое лицо, словно искал скрытую насмешку. Подвоха не было. — А вы сами не хотели бы помузицировать там? — Мистер Торнтон кивнул на освещенные окна гостиной. — Одна из девушек, та, что играет на рояле…
— Дениза?
— Да. Она делает это ужасно, — поморщился он. — Поверьте, я не знаток музыки, но это…
Мне вдруг подумалось: смог бы он это сказать светской даме? Наверняка бы промолчал или сделал какой-нибудь комплимент ее проворным пальчикам. Но перед девочками из публичного дома притворяться не нужно, им можно говорить правду и быть с ними естественными, отбросив лоск и сдержанность. Они видят мужчин без прикрас и шелухи, с обнаженной душой и голым телом. И вот тут проявляется вся суть.
— Так что же? Вы исполните мою просьбу?
Он взял меня за руку, и я покорно пошла за ним, не смея сопротивляться. До меня не сразу дошел смысл его просьбы, но когда я поняла, что он ведет меня в дом, пришла в ужас. Тетушка точно не обрадуется, когда увидит меня там, я даже представить боюсь, что ждет меня потом. Мне нельзя, это просто немыслимо! Но тело отказывалось подчиняться разуму. Мистер Торнтон размашисто шагал, увлекая меня за собой, а я не могла даже возразить или просто вырвать руку из его теплых ладоней.
Когда он распахнул тяжелые вишневые портьеры и остановился, пропуская меня вперед, мне показалось, что на меня обрушилась крыша. Я даже представить себе не могла, что привычная гостиная, в которой мы проводили все дни, может быть такой… Тесной. Под потолком, скрадывая пространство, висел сизый табачный дым, а на диванах, развалившись, сидели незнакомые мужчины. Кэр прижималась к какому-то толстяку, страдающему одышкой, и играла с цепочкой от его карманных часов, то и дело поглаживая его округлое брюшко. На ее лице читалась почти натуральная заинтересованность. Дэнни что-то играла на рояле, и от этих звуков, весьма далеких от музыки, мне захотелось заткнуть уши.
Мистер Торнтон подтолкнул меня вперед:
— Ну, давайте, смелее! — И подхватил в объятия подбежавшую к нему Микаэлу.
От волнения я даже пальцы в туфельках поджала и перестала дышать. Закрыв глаза, я вскинула скрипку и принялась наигрывать ту самую колыбельную. В какой-то момент рояль затих, и чистая музыка, взмыв вверх, заполнила комнату.
— Нет-нет, милая, так не пойдет, — прохрипел какой-то мужчина. — Этой заунывностью я сыт по горло и дома. Мои дочери с утра до ночи что-то там наигрывают на рояле — высокое искусство, как они выражаются. Вот оно уже где, это искусство, — мужчина энергично провел ребром ладони по горлу. — Или сыграй нам что-нибудь веселое, или иди-ка сюда, я найду твоим ручкам другое применение.
Я в панике обернулась и увидела абсолютно круглые от шока глаза тетушки. Она двигалась ко мне с одним желанием: выставить меня вон. Или убить на месте.
— Но-но, Сандерс, — неожиданно пришел мне на помощь мистер Торнтон. — Девушка сейчас исправится. Сыграйте что-нибудь веселое, Марджери, — попросил он.
Рил! Точно же! Я игриво прошлась смычком по струнам, а потом зазвучал рил. Мысленно я поблагодарила свою покойную мать за то, что, будучи ирландкой, она оставила мне в наследство не только голубые глаза и рыжие волосы, но и любовь к танцам.
Сандерс расслабленно заулыбался и, прихватив за талию Дэнни, пристроил ее к себе на колени. Я старалась не смотреть на мистера Торнтона, но взгляд то и дело соскальзывал на него. Он вел себя гораздо сдержаннее остальных, не лапал Микаэлу, а лишь что-то негромко говорил ей. Майки кивала и время от времени посматривала на меня.
Не знаю, сколько я проторчала в душной комнате. Раньше мне никогда не доводилось играть так долго, да еще и перед публикой. Дух захватывало от ощущения вызова, который я бросала… Сама не знаю кому. Мне льстило внимание мужчин, которые отпускали весьма двусмысленные замечания в мой адрес, а сердце замирало, когда взгляд пересекался с тетушкиным. Вытолкать меня из комнаты ей мешало только нежелание устраивать скандал.
Сжимая скрипку и не переставая наигрывать рил, я перемещалась, стратегически занимая позицию подальше от тетушки, попутно стараясь избежать загребущих рук уже изрядно пьяного мистера Сандерса. Так я оказалась у лестницы. Мимо меня прошмыгнула Кэр со своим толстяком, шепнув: «Беги, Мардж. Беги и прячься, пока Беатрикс не добралась до тебя». Я опустила скрипку и, прижав ее к груди, взлетела по ступенькам вверх. Помнится, там где-то была дверь, которая вела на черную лестницу. Иногда я пользовалась ею, ленясь обходить дом по улице. Только бы добраться до нее!
Я ступила в длинный коридор и поразилась сумраку. Единственное окно было плотно занавешено, а несколько свечей в настенных светильниках мерцали, отбрасывая зловещие тени. Мне показалось, что я попала в злую сказку, и за одной из дверей скрывается чудовище. Или колдунья, которая обязательно превратит меня в жабу.
Я остановилась, давая глазам привыкнуть к полутьме. До меня донесся смех из гостиной, а потом его сразу заглушил пронзительный стон где-то рядом. Сердце ухнуло вниз и затихло. Я была на грани обморока, но усилием воли, подобрав юбки, заставила себя двигаться дальше. Слава Богу, ковер заглушал шаги!
— Иди работай, Дэнни, — с ужасом услышала я тетушкин голос. — Да побольше страсти! Мне уже жаловались, что ты похожа на ледышку. Хочешь на улицу? Могу устроить! — Я юркнула в самый темный угол и перестала дышать. Что, если тетушка поднимется и обнаружит меня? — Да, и передай Микаэле, когда она освободится, чтобы нашла Мардж. Если я сама ее найду, то, боюсь, не сдержусь.
Я уткнулась лбом в пыльную портьеру и тяжело дышала. Все, Марджери, хватит с тебя приключений. Больше всего мне сейчас хотелось в свою комнату. Я прислонилась к стене и с ужасом поняла, что это вовсе не стена, а дверь, которая под моим весом приоткрылась.
Чтобы не упасть, мне пришлось вцепиться в портьеру и почти повиснуть на ней. Отчаянно ища точку опоры, я невольно заглянула в комнату и увидела обнаженную Микаэлу и… Боже мой! У меня даже колени подкосились. Рядом с ней был мистер Торнон. Абсолютно голый мистер Торнтон.
Самым правильным решением было бежать оттуда как можно быстрее, но меня словно пригвоздило к месту. Я не смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела. То, что я видела, не было пошлым или мерзким. Мне даже стыдно не было! Они словно танцевали. Руки Микаэлы скользили по обнаженной спине мистера Торнтона, вычерчивая причудливые узоры, а он двигался в такт неслышной музыке. Мне даже захотелось подыграть. Я, словно завороженная, смотрела, как напрягаются и расслабляются его мышцы, прокатываясь волнами под кожей. Как Микаэла обвивает ногами его бедра.
С моим телом тоже творилось странное. Внизу живота что-то пульсировало, дыхание стало прерывистым, и мне мучительно захотелось засунуть руку под юбки и прижать палец там, где сейчас все жаждало прикосновений. Мешал только смычок.
Снова где-то рядом раздался стон. Я резко пришла в себя и отпрянула от двери. Что это было? Нет, мне определенно нужно было срочно добраться до своей комнаты. Благо, заветная дверь оказалась рядом. Только на лестнице я перевела дух и, усевшись на ступеньку, улыбнулась. Жадно, радостно. Тогда я еще не понимала, что в тот день навсегда попрощалась с детством.

Три.

— Как думаешь, Майки, тетя долго еще будет держать меня взаперти?
С моего феерического появления в гостиной прошло уже четыре дня. Я умолчу о том, какой скандал ждал меня на следующий день — в жизни не видела тетушку настолько рассерженной.
— Я бы на ее месте навсегда заперла тебя здесь. Ты хоть понимаешь, что натворила?
— Да что я такого сделала? — возмутилась я. — Ну, пришла без разрешения, ну, сыграла на скрипке. Никто из мужчин и пальцем до меня не дотронулся!
Микаэла вздохнула.
— Если бы ты выросла в порядочной семье, то знала бы, что самое важное для девушки — это репутация. Без хорошей репутации удачно замуж не выйти.
— И чем же я так запятнала себя?
— Мардж, дурочка, — с жалостью произнесла Микаэла и погладила меня по голове, — ты хоть понимаешь, в каком доме находишься? Все эти мужчины приходят сюда развлекаться с нами, ни одному в голову не придет взять нас в жены. Предел мечтаний для любой из нас — стать чьей-нибудь содержанкой. Помнишь Молли? Ей повезло, ее увез с собой богатый торговец шерстью. Купил ей дом в Лондоне, так что наша Молли ни в чем не нуждается.
Я машинально вертела в руках книгу, избегая взгляда Микаэлы.
— Мир принадлежит мужчинам, понимаешь, — продолжила она. — Задача любой женщины — удачно выйти замуж. Это гораздо сложнее, чем кажется. Удачное замужество — это уважение, положение в обществе и возможность делать то, что хочется.
— И все равно я не понимаю, чем я могла себе навредить.
— Марджери, ты можешь быть самой красивой, образованной и умной. Можешь быть девственной и наивной. Но если ты показываешься в публичном доме, то ты будешь считаться одной из нас. Кто-то из джентльменов еще сможет закрыть глаза на твою неподобающую родню, но поведение или — прости Господи — нецеломудрие точно игнорировать не будет.
Я нахмурилась. Неожиданно все общество Милтона показалось мне отвратительным.
— Знаешь, — заметила Микаэла, точно прочитав мои мысли, — ведь нам известно о жителях города гораздо больше, чем кому-либо. Мужчины принимают нас за живых кукол, не стесняясь говорить начистоту. Скажем, жена мистера Хантингтона не умеет даже слуг на место поставить, так что жить ему приходится среди постоянных неудобств. Например, получить к чаю ломтик любимого кекса — это огромная роскошь, потому что повариха не желает его испечь. А две дочери мистера Сандерса постоянно ссорятся и бегают жаловаться друг на друга, так что живет бедняга среди вечных проблем и склок. Мистер Сликсон занимается махинациями, мистер…
— Хватит пересказывать сплетни, Майки, — попросила я, утонув среди незнакомых имен. И тут же, не сдержав любопытства, добавила: — А мистер Торнтон? Что говорят про него?
Микаэла метнула на меня внимательный взгляд и слегка задумалась:
— Наверное, он один из немногих истинных джентльменов Милтона. По крайней мере, я никогда не замечала в нем грубости или вульгарности. Он сдержан, неизменно вежлив, капельку отстранен даже в самые… ммм… — она запнулась, подбирая слова, — интимные моменты. Говорят, что мистер Торнтон упрям, как стадо мулов. И хватка у него бульдожья: если ему что-то нужно, ни за что не отпустит, пока не добьется своей цели. Но мне трудно судить, ведь с этой стороной его натуры я не сталкивалась.
— А мне он показался очень милым, — нарочито небрежно поигрывая бахромой шторы, ответила я.
— Берегись, Мардж, ты ступила на опасный путь. Даже не думай о мистере Торнтоне! Пожалуйста, — попросила Микаэла умоляюще, — обещай мне.
— Даже если бы я и захотела, не смогла бы. Ну, подумай, Майки, где я его теперь увижу? Тетушка ни за что этого не допустит.
— И правильно сделает! Мне не нравится, что он расспрашивал о тебе.
Я отвернулась к окну. Еще не хватало, чтобы Майки заметила, как я покраснела.
— И что же он хотел узнать? — стараясь не выдать волнения, поинтересовалась я, но голос предательски задрожал.
— Посмотри на меня, Мардж! — почти приказала Микаэла.
Я нехотя повернула голову и подняла взгляд.
— Пообещай, что ты больше никогда не будешь думать о мистере Торнтоне.
— Майки…
— Обещай, Мардж!
— Обещаю, что больше никогда не появлюсь в гостиной вечером, — скороговоркой выпалила я, надеясь, что Микаэла не обратит внимания на совершенно другие слова.
Не думать о мистере Торнтоне я не могла. С тех пор, как я увидела его обнаженным, мои собственные тело и разум словно взбесились. Да я даже во сне такое видела!..
— Хорошо, Мардж, — выдохнула Микаэла. — Раз ты сегодня хорошая девочка, может, прогуляемся?
— Прогуляемся? — кисло повторила я. — Ты забыла, что тетушка запретила мне выходить на улицу.
Микаэла хитро улыбнулась:
— Пойдем, я знаю один секрет.
Она взяла меня за руку и повела по лестнице, и я едва успевала за ней, шагая по ступенькам и путаясь в юбках. Недоумение росло с каждой секундой: куда она направляется? Я знала эту часть дома довольно хорошо, ведь, еще будучи ребенком, облазала все коридоры и саму лестницу в поисках тайных комнат. Мне нравилось думать, что дом скрывает множество секретов. Впрочем, я оказалась не так уж неправа: секреты действительно были, но не в комнатах и коридорах, а в двойной жизни приличнейших горожан.
Микаэла неожиданно отпустила мою руку, и я едва не упала.
— Вот, смотри!
Я огляделась: тоже мне тайна! Мы находились на чердаке. Здесь было тихо и душно, слышно даже, как голуби разгуливают по крыше. Топ-топ-топ. Свет лился сквозь единственное окно, прикрытое ветхим ставнем, проникал через равные промежутки между деревянными пластинками, и весь объем чердака был прошит полосами солнечных лучей. Я засмотрелась на неторопливый причудливые танец пылинок, в голове сама собой возникла музыка, а пальцы ухватились за невидимый смычок. Так гармония плавного движения мелких, таинственно светящихся частичек ощущалась острее.
— Мардж, ну что ты застыла? Помоги мне!
Голос Микаэлы нарушил очарование момента, и я рассеянно обернулась. Любуясь танцем пылинок, я совершенно выпала из реальности, не заметив, что Майки изо всех сил толкает тяжелую дверцу люка. Я поспешила на помощь.
— Да чтоб тебя! — выругалась Микаэла. — Не мешало бы смазать петли.
Дверца откинулась, и я едва не ослепла от яркого света, хлынувшего через люк. Майки вскарабкалась по крутой лесенке и подала мне руку.
— Иди сюда, давай, смелее.
Я последовала за ней.
Мы стояли на небольшой, шагов в пять, площадке, с трех сторон обнесенной низкой чугунной оградкой, а под нами шумела улица. Сверху все выглядело иначе: мощные тяжеловозы, запряженные в груженые тюками телеги, казались не больше пони, а люди — сплошь карликами. Я однажды видела такого на ярмарке — маленький, нескладный, большеротый, он вызывал, скорее, не смех, а жалость.
— Ну как, тебе нравится? — тоном заговорщицы поинтересовалась Майки.
— Шутишь? Это волшебно! Посмотри, я могу достать до неба!
Радость вскипала во мне, бурлила в каждой клеточке тела.
— Майки! Почему я не была здесь раньше? — прокричала я во весь голос.
— Тише, Мардж, тебя услышат.
— Да пусть слышат! Я обязательно приду сюда ночью. И буду играть!
— Для кого?
— Для случайных прохожих, крыш, голубей… Какая разница? Я буду играть для звезд!
— Милая моя мечтательница, ты можешь делать все что угодно, только осторожнее, не упади вниз — с той стороны нет ограды, — улыбнулась Майки.
Я отмахнулась от нее. Разве можно думать о какой-то ограде, когда перед тобой такая красота?

Каждый вечер, пока тетушка не сжалилась надо мной и не разрешила выходить — конечно, взяв с меня обещание никогда больше не заглядывать по вечерам в ту часть дома, где принимали гостей — я проводила на крыше. Иногда я пугала голубей какой-нибудь заводной джигой, иногда молча смотрела на гаснущие один за одним огоньки в окнах. А еще я подружилась с тощим полосатым котом с соседской крыши. Он благосклонно принимал от меня угощение и слушал мою музыку, изредка разрешая почесать его за порванными в драке ушами.
Но как бы я ни любила крышу, невозможно было не воспользоваться тетушкиным прощением, не открыть наконец дверь на улицу и не устроиться на скамеечке за завесой жимолости. Я рассматривала знакомую улицу, словно увидела ее впервые, ведь сверху вид был совершенно другой.
Город пустел, запоздавшие прохожие спешили домой, опаздывая к ужину, а я все сидела и сидела, впитывая свежесть наступающей ночи. Мне всегда нравились теплые сумерки, в них неизменно есть что-то таинственное. Все, что при свете выглядит будничным, пыльным, грязным, ночью совершенно преображается: огни, темные притихшие дома и совершенно особый, ни на что не похожий запах. Как же тихо! И нет никого — только я и этот засыпающий в ладонях тьмы город.
Но одиночество в Милтоне — лишь иллюзия. Чьи-то быстрые шаги гулко отдавались по мостовой, и я с любопытством выглянула из-за жимолости: кто это там так спешит?
— Кого я вижу! — прозвучал знакомый низкий голос. — Марджери, где же вы пропадали?
Я в смятении принялась теребить бахрому шали. Навязчивые мысли так и лезли в голову, безжалостно воспроизводя подсмотренное мной действо. Смогу ли я вообще смотреть на мистера Торнтона без смущения? Хоть когда-нибудь! Неужели всегда в памяти будет воспроизводиться тот самый танец обнаженных тел?
— Здравствуйте, мистер Торнтон, — невнятно пробормотала я.
— Здравствуйте, Марджери. Вы все еще боитесь меня и снова попытаетесь сбежать?
Он улыбался, а я сгорала от смущения. Надеюсь, что в темноте не видно моих пылающих щек!
— Нет, что вы.
— Так где вы пропадали? Мне казалось, что несколько раз я слышал вашу музыку, но вас застать я так и не смог.
Мое сердце словно медом облилось. Он хотел меня увидеть!
— Я… — дыхание перехватило, и я не сразу обрела способность говорить. — Я играла, но там… — бессвязно забормотала, махнув рукой куда-то в сторону крыши.
Он промолчал, разглядывая меня — точно впитывал меня целиком, от кончиков волос до носочков туфель. Мне стало совершенно неуютно от этого взгляда, а по спине побежали мурашки.
— Вы дрожите? — наконец изрек мистер Торнтон. — Вам холодно?
Он зачем-то протянул ко мне руку, но я отступила.
— Нет-нет, не беспокойтесь. У меня теплая шаль, — зачастила я, безуспешно пытаясь скрыть волнение.
— Может, пойдем в дом?
— О нет, мистер Торнтон. Тетушка так разгневалась в прошлый раз, что наказала меня. Я дала слово, что больше никогда…
Он взял меня за руку и погладил по ладони. От этой неприхотливой ласки все внутри оборвалось и сладко заныло.
— Простите, что вы пострадали из-за меня, — медленно произнес он, и от его глубокого голоса мое тело задрожало резонансом. — Чем же вы занимались все это время?
— Играла на скрипке, читала.
— И что же вы читали?
Меня одновременно терзали противоречивые чувства: с одной стороны, я не могла разумно мыслить, пока его пальцы поглаживали мою ладонь, с другой — ужасно не хотелось, чтобы он отпустил мою руку.
— Сонеты Петрарки.
Он удивленно склонил голову.
— Микаэла учит меня итальянскому, — не дожидаясь вопроса, пояснила я. — Вы знали, что она из Италии? И я решила…
Он вздохнул. Я никак не могла понять выражение его лица: то ли сердится, то ли думает.
— Мистер Торнтон, я чем-то обидела вас?
— Нет, Марджери. Я просто в очередной раз понял, как много я упустил. Мне определенно нужно восполнить пробелы в собственном образовании. Недавно один из моих заказчиков просил помочь мистеру Хэйлу… — Он увлекся своей идеей и почти забыл о моем присутствии. — Если уж даже Марджери читает Петрарку и учит итальянский…
Это «даже» больно резануло мое самолюбие, но я сразу же попыталась найти мистеру Торнтону оправдание: он же ничего не знает обо мне! И все же обида заставила меня выдернуть свою руку из его.
— Мне нужно идти, мистер Торнтон, — тихо произнесла я. — Хорошего вам вечера.
Он словно очнулся от сна и непонимающе посмотрел на меня.
— Уже, Марджери? Вы хотите меня покинуть?
Он смотрел на меня, и я таяла, подчиняясь магии его глаз. Если бы в тот миг ему снова вздумалось отвести меня в гостиную, я не стала бы сопротивляться даже под угрозой вечного заточения в своей комнате. Но мистер Торнтон лишь слегка наклонил голову и произнес:
— Ну что же, Марджери, уже действительно поздно. Надеюсь, мы еще с вами увидимся, — и быстро зашагал к парадной двери.

Мы увиделись на следующий день. А потом еще и еще. Каждый вечер я проводила на веранде, ожидая его. В этом было своеобразное очарование: прислушиваться к шагам, пытаясь узнать его походку, запрещая самой себе выглядывать из-за жимолости. Ждать. И радоваться, когда его глубокий голос произносил мое имя. Закрыв веки, я могла воспроизвести образ мистера Торнтона в малейших деталях, до нелепой заплатки на брюках.
А еще у него были светло-голубые глаза. Большие, проникновенные, живые и подвижные, как ртуть. То отливающие спокойным перламутром драгоценного черного жемчуга, то сверкающие холодным блеском бриллиантов. Агатовые, когда он злился. Прозрачно-дымчатые, бездонные, когда ему было весело. Эти глаза служили своеобразным барометром его настроения, и я могла безошибочно определить, что он сейчас чувствует.
Встречи вошли в привычку не только у меня. Иногда мистер Торнтон засиживался со мной допоздна, а потом сразу шел домой, и в эти дни я была счастлива, как никогда. Он говорил со мной о Милтоне, о фабрике, о недовольстве рабочих, о капризах сестры — обо всем на свете, а я играла ему на скрипке. Наступающий вечер больше не означал для меня скуку. Едва раздавался вечерний гудок, я мчалась к себе и прихорашивалась перед зеркалом.
А днем можно было хранить свою тайну и сплетничать с девочками, ничем не выдавая своего интереса к жизни мистера Торнтона, о которой, как мне казалось, я знала теперь все. Иногда мне удавалось встретить его и днем — мимолетно склонить голову в приветствии, проходя мимо. И улыбнуться, храня от всех тайный язык жестов. Мне нравилось думать, что он все видит и понимает: все это — только для нас двоих. И в каждом повороте его головы, в каждом услышанном мельком слове, адресованном собеседнику, мне виделся двойной смысл, послание для меня.

— Смотри, мистер Торнтон, — толкнула меня в бок Дениза, когда мы заглянули в кондитерскую выпить чашечку чая.
Я подняла взгляд и увидела в открытую дверь предмет моих навязчивых мыслей. Мистер Торнтон беседовал с каким-то мужчиной.
— Должно быть, это мистер Хэйл, — сообщила Дэнни. — Сликсон говорил, что мистер Торнтон на старости лет решил заняться образованием, и теперь берет уроки у бывшего священника. Вот интересно, а почему это священник — бывший? Много грешил?
Она неприлично громко хохотнула и отпила чай.
— Прекрати, Дэнни, — ответила я, не скрывая улыбки. У меня был веский повод гордиться собой, ведь это именно после нашего разговора мистер Торнтон решил найти учителя.
Я чинно поставила свою чашку на блюдечко и вонзила зубы в нугу, на время лишившись возможности говорить. Мне показалось, что мои челюсти намертво склеились, и, похолодев от ужаса, я отвлеклась от мистера Торнтона и промычала что-то невнятное.
— Смотри, смотри, — снова проехалась локтем по моему боку Дениза. — А это, должно быть, Маргарет Хэйл. Мне про нее рассказывала Кэр. Гордячка, каких свет не видел! Нос кверху задирает от Милтонского общества, прямо особа королевской крови, не меньше.
Я быстро вытерла выступившие слезы — никогда больше не прикоснусь к нуге! — и посмотрела на образец светских манер. От неожиданности у меня даже челюсть разжалась. Стараясь больше не жевать, я во все глаза рассматривала, но не Маргарет Хэйл, а мистера Торнтона. В его глазах светилось неподдельное восхищение. Такое, что у меня противно заныл живот, а по спине покатился холодный пот.
— Пойдем, рассмотрим эту принцессу поближе, — предложила Дениза, но я намертво приросла к стулу. Никакая сила была неспособна вывести меня сейчас на улицу.
— Прекрати! — Я вцепилась в Дэнни мертвой хваткой. — Я еще нугу не доела.
— Тогда ешь!
Она уставилась на меня, и мне ничего не оставалось делать, как отважно откусить еще кусок. На удивление, вторая попытка оказалась удачнее. Я вяло жевала нугу, стараясь не смотреть на мистера Торнтона, но это было выше моих сил.
— Тебе будет плохо, — шипела Дэнни.
«Мне уже плохо! — хотелось крикнуть на всю эту кондитерскую. — Разве не видишь, как он смотрит на нее?!»
Если бы было можно прямо сейчас оказаться в спасительной тишине своей комнаты! Закрыть дверь и реветь, сколько душе угодно. Или водить смычком по струнам. Или… Да что угодно, лишь бы не сидеть здесь и не видеть восхищение в его глазах!
«А чего ты хотела? — говорил рассудок. — Придумала себе сказочку. Вообразила себя ровней джентльмену?»
— Да что с тобой, Мардж? На тебе лица нет.
— Знаешь, Дэнни, мне в самом деле что-то нехорошо. Давай посидим.
Не было у меня сил, чтобы спокойно пройти мимо них. И сил смотреть не было тоже. Наверное, впервые я поняла, что ревность — это не слова из романа. Она сушит душу и отравляет тело, порождает низменные желания и глухую ненависть. И что умирать можно не только от любви.

Четыре.

Я ждала его. С обидой, болью, надеждой. Ждала. А он все не приходил. Дни тянулись, складываясь в бесконечную вереницу пустоты. Эта пустота обволакивала меня, баюкала, только легче не становилось. Бог мой! Что я только ни делала с Маргарет Хэйл в своих мечтах — любой убийца позавидовал бы моей фантазии. Но наяву единственным человеком, которого я мучила, была я сама.
Мистер Торнтон больше не посещал заведение моей тетушки, и это был плохой знак. До меня долетали слухи, что дела на фабрике идут не очень хорошо, весь город только и говорил о забастовке, но я могла поспорить, что вовсе не проблемы мешают ему развлекаться. У этой помехи было милое личико, стройная фигура и имя, так похожее на мое — Маргарет.
Однако характер у моей соперницы, по слухам, был совершенно не ангельский. Не ошибусь, если предположу, что мисс Хэйл почти никто в Милтоне не любил. За исключением мистера Торнтона, конечно. Для меня было загадкой, что же он видит привлекательного во вздорной высокомерной девице, которая даже по улице умудряется идти с таким видом, будто мостовая под ногами недостаточно хороша для нее? И все же Маргарет Хэйл была подходящей партией для него.
Даже в самых смелых своих мечтах я не видела себя его женой, но мысль о том, что он может жениться на ком-то еще, приводила меня в отчаяние. Я чувствовала, что между нами есть какая-то связь, тонкая ниточка, которая опутала нас, и не желала ее разрывать. Пока он был холост, у меня оставалась надежда… Не знаю, просто на то, что мистер Торнтон присядет рядом со мной на скамеечку и возьмет меня за руку. Я хотела чувствовать, что он хоть немного принадлежит и мне. О большем я мечтать не смела.

— Вы слышали? — Кэр буквально влетела в комнату и плюхнулась на диван. — Вчера рабочие устроили бунт!
Я захлопнула книгу и приготовилась слушать.
— Они ворвались к мистеру Торнтону.
— Прямо в дом? — перебила ее Сесилия.
— Нет, только во двор. Они бы и в дом ворвались, только мистер Торнтон вышел к ним.
У меня даже в глазах потемнело. Только бы он не пострадал! Это же безумие — идти навстречу толпе. Какой дьявол толкнул его?
— Он жив? — выдавила из себя я.
— Цел и невредим! У меня есть достоверный источник…
— Знаю я твой достоверный источник, Кэр, — Джейн, служанка Торнтонов. Ее длинный язык никогда без дела не скучает.
— Зато у нас всегда есть свежие сплетни, Сэсс.
— Да Джейн настолько глупа, что толком ничего запомнить не может. Самое забавное, она даже не подозревает о твоей профессии, иначе даже смотреть в твою сторону не стала бы.
— Прекратите уже! — осадила их я, обуреваемая любопытством и тревогой за мистера Торнтона. — Что еще наговорила эта Джейн?
— Она рассказала, что им велели закрыть дверь и подняться наверх. Они умирали от страха, но все равно от окон не отходили. Рабочие вынесли ворота и окружили дом. Шума было!
— Да говори быстрее! — поторопила ее я.
— Мистер Торнтон вышел на крыльцо. Джейн говорит, что они даже глаза закрыли, думали, толпа растерзает его в клочья.
— Мардж, у тебя руки дрожат, — заметила Дениза.
Я только сейчас заметила, что вцепилась в книгу так, что побелели костяшки пальцев, а руки мелко дрожали. Ничего не ответив, я уронила томик и полезла за ним под низкий столик, давая себе возможность перевести дух.
— А потом, — продолжила Кэр, — случилось самое интересное.
Я резко выпрямилась и уронила столик, набив себе шишку.
— Мардж! — взвизгнула Кэр. — Какая же ты неуклюжая.
Я поставила столик на место и уселась, чинно расправив юбку. Книга так и осталась валяться на полу.
— Так что там дальше? — подала голос Сесилия.
— А дальше из дома выскочила мисс Хэйл и прямо на шее у мистера Торнтона повисла.
Меня замутило. Я ждала от рассказа Кэр чего угодно, только не этого. Не знаю, что для меня было хуже: поступок Маргарет или опасность, угрожающая мистеру Торнтону.
— Публично? Бросилась на шею?
— Именно, Сэсс. При всех! Наша мисс Идеальные манеры опозорилась на весь город. А гонору было! Пару дней назад она от меня шарахнулась так, что чуть в лужу не упала, а теперь ведет себя, как одна из нас.
— Не говори за всех, — отозвалась Дениза. — Я бы так не поступила.
— Что скажешь, Мардж?
Но я не могла говорить. Голоса долетали до меня словно сквозь вязкий кисель, и я едва улавливала их смысл.
— Мардж?! — Сесилия присела рядом со мной и похлопала меня по руке. — Тебе плохо?
Я подняла голову и кивнула.
— Давай я отведу тебя в комнату, — засуетилась Сесилия.
— Я сама, — выдавила я. — Все нормально.
И решительно — где только силы взялись? — отправилась к себе. В голове была полная чехарда. Мне нужно было успокоиться, обдумать и решить, как жить дальше. Насколько я знала мистера Торнтона — а знала ли я его вообще? — он сегодня же отправится к Маргарет делать предложение. Если не сделал его вчера. И она согласится. Конечно, согласится! Она вон уже голову от любви потеряла, раз прыгает ему на шею прилюдно.
Я обхватила голову руками, словно она могла вот-вот взорваться. Хотелось, как в детстве, когда я оставалась одна длинными зимними вечерами, закутаться с головой под одеяло и спрятаться от всех бед. Жаль, что мои проблемы этим способом больше нельзя было решить.
День отступал, мягко растворяясь в подступающих сумерках, тоскливо провыл вечерний гудок, а я все еще лежала, свернувшись калачиком. Мне вдруг стало безразлично все, что я когда-то любила, будто кто-то разом вынул все чувства. Я ощущала себя куклой без эмоций, и от этого становилось страшно. Как жить, если ты не можешь радоваться простым вещам?
Я медленно села. Из зияющего проема окна в комнату сочился мрак. Он протягивал ко мне холодные руки и утешал. Но я не хотела его утешений. Было только одно средство избавиться от этой гнетущей пустоты — музыка. Я бережно погладила потрескавшуюся кожу футляра и откинула крышку. Струны чуть загудели, будто приветствуя свою блудную хозяйку, которая так давно не играла.
— Будет холодно, но ты потерпи, — тихо сказала я.
Скрипка всегда была для меня живой. А как иначе? Ведь только она всегда была рядом в самые трудные и в самые счастливые минуты моей жизни. Я прижала ее к груди и осторожно взяла в руку смычок.

Ветер, гуляющий по крыше, едва не сбил меня с ног. Он трепал волосы, заставлял меня вздрагивать от холода и жмуриться. А вокруг раскинулась ночь — огромная пористая губка, насквозь пропитанная чернилами. И я тонула в них. Захлебывалась. Темные тучи нависали над крышами, застилая звезды, и казалось, что, подними я руку, коснусь их распухших от влаги боков.
Скрипка пела, и ее плач уносил ветер. Меня снова наполняли эмоции: надежда, любовь. Боль. Лучше так, лучше с ними, чем эта сосущая пустота внутри. Я играла, пока руки не замерзли, и пальцы не перестали подчиняться, а на глазах не появились слезы. Но только от холода! Я поднесла к губам замерзшие ладони и подышала, согревая. И скрипка совершенно замерзла. Должно быть, совершенно расстроилась, так что придется мне завтра провести немало времени, подкручивая колки.
Спуск по темной лестнице — занятие не из приятных. Даже по знакомой. Одной рукой я вела по стене, чтобы не терять ориентир, а второй прижимала к себе скрипку. Еще не хватало упасть и разбить драгоценный инструмент! На площадке второго этажа мне предстояло повернуть, и я на мгновение задержалась.
— Я хочу забыть на сегодня про все, Микаэла, — раздался откуда-то из стены голос мистера Торнтона.
Я зажала рот свободной рукой и присела от неожиданности. Он здесь? Но как же его невеста?
Сердце тяжело бухало в груди, заглушая все звуки снаружи. Я присела на ступеньку, стараясь дышать ровно, чтобы перед глазами перестали плясать черные точки. Не может этого быть!
Я заставила себя встать и подкралась к двери, ведущей в другую часть дома, той самой, через которую убегала в тот памятный вечер моего легендарного появления в гостиной. В коридоре было тихо. У меня что же, начались галлюцинации? Решительно толкнув дверь, я шагнула в коридор и сразу же увидела мистера Торнтона и Микаэлу.
— Марджери… — пьяно улыбнулся он, и от этой улыбки мне стало не по себе. — Не хочешь составить мне… нам компанию?
Я отшатнулась и, не говоря ни слова, метнулась к лестнице. Что я творю? Меня разрывали противоречивые чувства: радость оттого, что я снова его увидела, и ужас оттого, что он, видимо, все же считает меня девушкой из борделя. Разум подсказывал единственно правильное решение: никогда больше не искать с ним встреч, а сердце… Глупое сердце пело от восторга.
Утром я беспощадно разбудила Майки и потребовала объяснений. Удивленная моей настойчивостью она все же сжалилась надо мной и выдала всю информацию, которую узнала. Я оказалась права: мистер Торнтон действительно сделал предложение мисс Хэйл, ошиблась я лишь в ее чувствах: она ему отказала. Впрочем, чего ждать от такой гордячки? Ей и лорд недостаточно хорош!

С этого момента моя жизнь снова вошла в привычную колею: занятия, прогулки, сплетни с девочками и редкие вечерние встречи с мистером Торнтоном. Он изменился, стал мрачным, задумчивым, его что-то угнетало, и я точно знала, что именно. Вот только помочь не могла. Мне так хотелось обнять его, взъерошить темные волосы и сказать, что он очень нужен мне. Ведь это так важно — быть кому-то нужным.
Как-то незаметно подкралась зима. Снега еще не было, но его предчувствие уже ощутимо витало в воздухе. По утрам маленькие лужи на мостовой подергивались тонкой корочкой льда, и было забавно наступать на них кончиком ботинка. Лед ломался с сухим треском, а наружу выступала вода. А еще по ночам, когда затихали фабрики и трубы переставали дымить, воздух становился прозрачным и чистым — такого никогда не бывает летом. У него даже запах другой!
Я любила эту хрустальную чистоту и предчувствие снега, но на душе у меня было тяжело. Вряд ли я смогла бы точно описать, что не так, но ощущение надвигающейся беды не давало спокойно вздохнуть. Мне почему-то совершенно не хотелось больше сплетничать с девочками, вместо этого я предпочитала гулять по городу, выполняя мелкие поручения тетушки, заглядываться на витрины магазинов и размышлять. В последнее время мне казалось, что моя жизнь качается лишь на тоненькой ниточке, имя которой — мистер Торнтон. Я малодушно позволила ему вытеснить из моей жизни все, чем дорожила раньше, и теперь весь смысл моего существования был лишь в нем. Стыдно признаться, но я отблагодарила бога толстой свечкой, когда узнала, что помолвка не состоялась. Его боль я могла хоть немного утешить, но своя собственная убила бы меня. Он имел надо мной такую власть, что я, не задумываясь, выполнила бы любое его желание. К счастью, он пока об этом не знал.
Хмурое небо, затянутое облаками, казалось, давило сверху. От него веяло зловещим холодом, а в воздухе витала какая-то непонятная тревога, стискивающая виски ледяным обручем. Я быстро шла к дому, подгоняемая сильным ветром, который дул прямо в спину, пробирая до костей. Хотелось горячего чая и тепла камина. Холод всегда напоминал мне ту ледяную зиму, когда после смерти родителей у нас с Бесс не было даже дров. Это чувство детской обиды и беспомощности терзало меня каждый раз, стоило мне продрогнуть.
Но мечтам о чае и тепле не суждено было сбыться. Стоило мне переступить порог, на меня налетела Микаэла.
— Скорее, Мардж, беги за доктором Дональдсоном! Дэнни плохо.
— Не лучше ли послать за ним Сэсс? — попыталась улыбнуться я.
— С ума сошла? Никому из нас даже двери не откроют. Беги.
Под ложечкой засосало от нехороших мыслей, и я поспешила к дому мистера Дональдсона.
Дверь открыла немолодая уже служанка. Бросив на меня взгляд, полный любопытства, она поинтересовалась:
— Что вы хотите?
— Доктор дома? — потирая замерзшие ладошки, спросила я.
Меня провели в небольшую переднюю и предложили присесть, но я в волнении продолжала ходить туда-сюда. Время тянулось и тянулось, а доктор Дональдсон все не шел. Мне даже захотелось наплевать на все правила и без разрешения ворваться в комнаты.
— Что вам угодно? — раздался голос, когда я уже совершенно потеряла терпение.
— Добрый вечер, доктор, — сбивчиво заговорила я. — Пожалуйста, там Денизе очень плохо. Помогите!
Он смерил меня странным взглядом, не узнавая, а потом в глазах его зажегся нехороший огонек.
— Да как вы посмели прийти сюда? — зашипел он, брызгая на меня слюной. — Вы — бесстыжая торговка своим телом!
— Я не торгую своим телом, мистер Дональдсон! — Мне хотелось огреть его кочергой по плешивой голове.
— Вы живете в доме разврата, вот и убирайтесь туда!
— Но вы же сами приходите…
Он обернулся, словно проверяя, что его не подслушивают.
— Уходите отсюда и никогда больше не возвращайтесь. У меня приличная практика, я уважаемый человек! Ищите другого врача, который согласится лечить ваших… ваших…
Он покраснел, и мне на мгновение стало страшно, что он лопнет.
— Вы отвратительное двуличное существо, — заявила я и выскочила на улицу.
Мне больше не было холодно — меня согревал гнев. Если все джентльмены этого города такие, то Милтон — пропащее место.
До позднего вечера в доме царила суета: доктор, которого тетушка все же разыскала где-то в пригороде, приехал слишком поздно — Дэнни было уже не спасти. Ее комната была похожа на бойню. От простыней, пропитанных кровью, стоял тяжелый запах, и голова сразу закружилась, а желудок сделал немыслимый кувырок. Я порадовалась, что давно не ела. Сама Дениза, белая, как мел, лежала, не шевелясь. Смерть уже чувствовалась рядом, ее дыхание ощущала даже я.
— Иди к себе, Мардж, — ласково сказала тетя, — тут уже ничем не помочь.
Внизу тихо плакала Сесилия. И, увидев ее — сильную и насмешливую — такой, я тоже не сдержалась. Мы всхлипывали, обнявшись, и Сэсс невнятно бормотала:
— Как же так, Мардж? Еще вчера Дэнни была здорова. Почему она не уследила? Как умудрилась забеременеть?
Я смотрела в ее глаза и понимала, что Сэсс видит сейчас и свое будущее. То, что произошло с Денизой — ужасно, но каждая из них рискует оказаться на ее месте. Мне вдруг стало неловко, впервые я почувствовала себя чужой среди них. Отстранившись от Сесилии, я накинула пальто и вышла на улицу.
Наконец-то пошел снег. Он был редким, мягким, как вата. Подняв лицо, я ловила снежинки ртом, поражаясь, как тихо на улице. Город был пуст. Не было ни повозок, ни людей — никого, кроме ватной пустоты и снега, падающего на землю пушистыми хлопьями в тусклом свете фонарей. Больше всего мне сейчас хотелось выть и кричать от безысходности. И теплое плечо, в которое можно уткнуться.
Я смотрела на дорогу в безотчетной надежде, что сейчас этот миг неживой тишины сменится привычным гулом голосов. Но город молчал. Снег скрадывал все звуки. Я зябко поежилась, завернула за угол. И тут же остановилась. На скамеечке у черного входа сидел мистер Торнтон. Я никогда раньше не видела его в такой позе. Сгорбленная спина и опущенная почти до колен голова были совершенно ему не свойственны. Обычно его статная фигура заслоняла от меня солнце. Но сейчас он дышал на замерзшие ладони и прислушивался к чему-то внутри себя.
— Мистер Торнтон, — подбежала я к нему и присела на корточки. — Что вы здесь делаете?
Он поднял голову и криво улыбнулся.
— Марджери… — Его голос сорвался на хрип.
— Боже мой, вы же без пальто! Наверное, совсем замерзли.
Он усмехнулся и вдруг крепко обнял меня, я даже равновесие потеряла.
— Мистер Торнтон, — жалко пропищала я.
Он поднялся со скамьи и подал мне руку.
— Сегодня я искал развлечений, Марджери, — сказал он, но голос был слишком мрачен, чтобы верить в это. — Однако оказалось, что девушки сегодня не работают.
Я ухватилась за его руку и ощутила холод.
— У нас несчастье, мистер Торнтон, Дениза… Ей очень плохо.
— Жаль, — медленно произнес он. — Даже здесь меня сегодня не хотят.
— Вы замерзли, — принялась уговаривать его я. — Возвращайтесь домой.
Он усмехнулся и снова уселся на скамейку.
— Ну уж нет, Марджери, никуда я отсюда не уйду.

Продолжение в комментариях...

---

Карма

Название: Сгорим вместе (серия "Карма")
Автор текста: Sorena
Автор иллюстрации: Val_TVD
Бета: ritaritzy, Jella Montel
Задание: Реинкарнация
Форма: драббл с иллюстрацией
Размер: драббл, 318 слов
Фандом: Кроссовер Hobbit/Хоббит и The Crucible/Суровое испытание
Пейринг/Персонажи: Торин Дубощит, Джон Проктор
Категория: джен
Жанр: Angst
Рейтинг: G
Примечания: Выделенные курсивом строки принадлежат А. Миллеру.

Когда Джон был совсем маленьким, он часто видел странный сон: сумрачные холодные пещеры, наполненные золотом, и огромного дракона, зарывшегося мордой в монеты. Тогда он не придавал ему значения, считая, что это всего лишь отражение сказок, которые рассказывала ему мать. Однако сон повторялся, раскрывая детали, которые ускользали раньше: Джон видел самого себя на троне, ощущал собственное сумасшествие и болезненную зависимость от сокровищ, которыми были завалены пещеры. Выныривая по утрам в реальный мир, он долго не мог отделаться от ноющего предчувствия смутной беды.
Со временем образы становились все более бледными, размытыми, пока сон наконец окончательно не отпустил. Слишком много забот было днем, слишком много ответственности. Лишь раз напомнил о себе — как раз в ту тяжелую ночь, когда Абигайль покинула их дом. Джон увидел дьявольское пламя, потоки расплавленного золота, услышал крики людей из горящего города. Преисподняя — вот что это было! Адское пламя его грешной души. Что ж, он заслужил.

— Огонь разгорается! Он бушует! В пламени этого огня я вижу мерзкое лицо дьявола. Бог проклянет нас, мы вместе будем гореть в огне!

И сейчас, стоя перед насквозь лживым судом, Джон боролся с собственными демонами: желание жить отчаянно сражалось с порядочностью.

— Это уже победа. Его уважают в Салеме. Его признание поразит всех. Умоляю вас, пусть он подпишет протокол допроса.

Джон устало поднял голову, но перед его глазами стояли не судьи — горы золота и вожделенный камень. «Аркенстон», — вдруг всплыло в голове название. Джон еще силился зацепиться краем сознания за реальность, но его «я» уже тонуло в незнакомом мире.
Боль впивалась в тело раскаленными иглами, а слабеющая рука машинально цеплялась за рукоять тяжелого топора. Он умирал, и душа его металась от сожаления о совершенных поступках. В отключающемся мозгу билась только одна мысль: искупить!
Навалившаяся ярость на самого себя прояснила сознание — нет, он не сделает это! Не предаст еще раз тех, кто ему верит.

— Я не буду орудием в ваших руках! Я не Сарра Гуд и не Титуба. Я — Джон Проктор! — выкрикнул он в лицо судьям.

---

Название: Что-то изменить (серия "Карма")
Автор текста: Sorena
Автор иллюстрации: Val_TVD
Бета: ritaritzy, Jella Montel
Задание: Реинкарнация
Форма: драббл с иллюстрацией
Размер: драббл, 372 слов
Фандом: Кроссовер Robin Hood/Робин Гуд и North & South/Север и юг
Пейринг/Персонажи: Гай Гисборн, Джон Торнтон
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G

Лежать, отгородившись от всех стеной высокой травы — что может быть лучше? Смотреть, как еще один летний день умирает в высоком темнеющем небе, рассеченном широкими багровыми полосами заката, чувствовать спиной тепло земли, ощущать горьковатый аромат цветов. Слышать жужжание пчелы, припозднившейся со сбором нектара. Жить.
Только в такие минуты короткого одиночества позволительно быть самим собой. Если бы можно было хоть ненадолго остановить время и растянуть блаженные минуты покоя и внутреннего равновесия. Никуда не спешить, никого не видеть, а лишь лежать в траве и смотреть, как солнце медленно опускается, цепляя верхушки столетних дубов Шервуда.

Трава зашелестела, и ветер отчетливо пахнул гарью. Вот и все, дело сделано: еще один должник, посмевший не платить налоги, расстался со своим домом. Можно было не возвращаться в деревню — все было известно и так: очередная истерично рыдающая женщина, выкрикивающий слова проклятия мужчина, перепуганные дети и соседи, озабоченные тем, чтобы огонь не перекинулся на их жилища. Не нужно быть пророком, чтобы знать, чье имя сейчас склоняют на все лады.

Ненависть и страх — вот чувства, которые питает каждый крестьянин в округе. И презрение лично от Нее. А что толку быть добреньким напоказ? Хороший хозяин должен быть строгим. Если начать направо и налево прощать долги, раздавать даром хлеб и зерно, то с прибылью можно распрощаться. И что потом? Разорившийся хозяин вряд ли сможет прокормить своих крестьян, а привыкшие к сытой жизни и дармовой еде люди непременно в итоге устроят бунт.
Только поднявшись с самого дна можно ценить то, что уже достигнуто. Бог свидетель, он не хочет ничего терять! Она не понимает! И не хочет видеть в нем ничего хорошего, упрямо обливая холодным презрением при любой встрече. Ничего о нем не знает!
Всполохи пламени заплясали, помогая солнцу раскрашивать небо багровым, черный дым принес удушливый смрад…

Джон открыл глаза, жадно глотая воздух, и в недоумении осмотрелся. Надо же было задремать прямо за столом! Он скомкал шаль, которой заботливые руки — мамины, разумеется — его укутали. Сон был настолько ярок, что напоминал не видение, а, скорее, воспоминание. Что-то, уже пережитое однажды. И те чувства, которые испытывал черный рыцарь — его собственные! Джон откинулся на спинку стула и энергично потер лоб рукой. Наваждение не проходило. Он подумал о Маргарет, о ее презрительно поджатых губах и отдернутой руке. О рабочих. Его душу наполнило смутное ощущение беды, если… Если он ничего не изменит.

---

Название: Пропасть (серия "Карма")
Автор текста: Sorena
Автор иллюстрации: Val_TVD
Бета: ritaritzy, Jella Montel
Задание: Реинкарнация
Форма: драббл с иллюстрацией
Размер: драббл, 344 слова
Фандом: Кроссовер Captain America: The First Avenger/Первый Мститель: Капитан Америка и Spooks/Призраки
Пейринг/Персонажи: Хайнц Крюгер, Лукас Норт
Категория: джен
Жанр: Angst
Рейтинг: R
Предупреждение: неграфическое описание пытки

Разряд тока — и тело содрогается в конвульсиях, а конечности изводит под немыслимыми углами. Боль настолько сильна, что мозг через какое-то мгновение вообще перестает ее воспринимать. Невозможно сдержать крик — и последний драгоценный воздух расходуется впустую. Вдохнуть невмоготу, легкие словно сжались, перед глазами плывет темная пелена приближающегося спасительного обморока. Или смерти?
Но нет. Разве мучитель позволит, чтобы все закончилось так быстро? На голову льется вода, проясняя сознание, мышцы расслабляются, возвращается боль. Все тело горит огнем, рот инстинктивно хватает глоток воздуха. Жив!
— Попробуем еще раз? — В голосе звучит издевка, но сил отвечать больше нет.
Снова разряд... Судороги... Крик...

Небрежный щелчок зажигалкой… Взрыв… Выстрел…
Его совесть не отягощают смерти. Если подумать, то это вообще не люди – не те, чьи жизни хоть чего-то стоят. Одним больше, одним меньше. Это война. Ценность имеет лишь преданность Делу. Если уж нужно во что-то верить — так только в ГИДРу.
Герои, спасающие маленьких котят, детей и мир вообще, — смешны и нелепы. Какая разница, сколько никчемных людишек погибнет на пути к Цели? Но без героев было бы слишком просто.
Игра в кошки-мышки возбуждает, щекочет нервы. Или победишь ты, или… Впрочем, на этот случай всегда есть цианид. Погоня, выстрелы будоражат кровь, адреналином забивает мозг под завязку. Вон оно — настоящее, без шелухи и сказочек. Без прикрас.
Кто сказал, что герой – тот, кто догоняет? Герой тот — кто до последнего вздоха предан Делу. Если гидре отрубить голову, на ее месте вырастут новые.

Вокруг так тихо, что собственное тяжелое дыхание закладывает уши. Говорят, что есть такая штука — карма. И каждым следующим воплощением нужно исправить ошибки предыдущего. Если так, то он не справился. Провалил дело. Или все это: русская тюрьма, пытки, унижения – лишь расплата за те, старые грехи? Исход в этом случае лишь один.
Но он больше не хочет бороться: нет ни физических, ни моральных сил. Подвинуть табурет, пристроить голову в петлю, связанную из простыни, окинуть взглядом грязно-белую плитку в ржавых подтеках и сделать последний шаг.
Чьи-то руки хватают его, не давая свести счеты с жизнью, тишину разбивают голоса. Даже это у него отнимают! Уставший мозг выдает последнюю здравую мысль: когда ты упал на самое дно пропасти, путь есть только вверх.

---

ЛЕКА

Задумалась))

---

Переписка

Название: Переписка
Автор: Sorena
Бета: ritaritzy, Jella Montel
Размер: мини, 1420 слов
Фандом: The Hobbit/Хоббит
Пейринг/Персонажи: Торин Дубощит/бусики/Трандуил, Леголас.
Категория: недоСлэш
Жанр: ust, юмор
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Представьте, что все сложилось иначе: гномы залили Смауга золотом, никто не пострадал, войны не было. Но что делать Трандуилу, если он все еще жаждет бусики и Торина?
Предупреждение: AU, OOC, полная неканоничность, немного мата. Кинк - связывание
От автора: Идея была любезно подарена  Jella Montel

За излавку спасибо  006 сткглм

Вывернутые плечи отдавали ноющей болью по всему телу. Идеально гладкая кожа горела: жесткие волоски медвежьего меха раздражали, оставляя мелкие царапины. Но хуже всего было рукам. Грубая веревка натирала и при малейшей попытке вывернуться впивалась в запястья.
Трандуил запрокинул голову и приоткрыл глаза. В поле его зрения попала курительница, над которой белой спиралью завивался пахучий дым: порошок из грибов Лихолесья источал весьма специфичный аромат.
— Я же предупреждал, — раздался откуда-то сзади низкий звучный голос.
Трандуил дернулся, пытаясь развернуться, но плечи сразу отреагировали на движение всплеском боли.
— Бусики, стало быть, хочешь? — продолжил все тот же голос. — Вроде взрослый мужик, а, как баба, цацки требуешь.
— Не цацки, — прошипел Трандуил в медвежью шкуру, — а самоцветы, что белее света звезд.
— Самоцветы… — ухмыльнулся голос. — Ну что же, самоцветы — это другое дело.
Что-то холодное коснулось обнаженной спины и медленно прокатилось вдоль позвоночника. Трандуил судорожно вздохнул и мелко задрожал от пробежавших мурашек. Воображение сразу нарисовало, как вожделенные камни касаются гладкой кожи, скользят, роняя блики, озаряя сиянием белоснежную эльфийскую задницу. В паху что-то зашевелилось, напряглось.
— Нравится? — поинтересовался голос. — Вижу, что нравится.
Крепкая волосатая рука нырнула под живот, а спину опалило горячим дыханием. Трандуил, очень чувствительный к всякого рода прикосновениям и запахам, на секунду замер, а потом заерзал. Его обдало облаком аромата табака, пота и крепкого алкоголя.
«От эльфов так никогда не пахнет», — с невнятной обидой подумал он.
Не обращая внимания на боль, Трандуил прогнулся, оттопыривая задницу, словно приглашая к соитию. Но в ответ получил лишь шлепок по ягодицам. Дрожь моментально разлетелась по телу сорвавшейся пружиной, а член заныл от желания. Трандуилу казалось, что если сейчас никто не прикоснется к его идеальной плоти, та взорвется. Разлетится ошметками липкой спермы по королевским покоям.
— Больно? — снова раздался голос, в котором не было ни капли сочувствия. Он словно издевался над Трандуилом. — Так вот в следующий раз, когда ты начнешь требовать самоцветы, подумай, какую боль могут причинить гномы. И каким оружием может стать обычный ремень в умелых руках. Это говорю я, Торин, сын Траина, внук Трора, король Под Горой.
Но Трандуил его не слушал. Приняв удобное положение, он ерзал по медвежьей шкуре. Жесткие волоски терлись по разбухшему члену, причиняя острую боль и острое же наслаждение. Тяжелое дыхание прерывалось шипением, когда мех натирал самые чувствительные места или процарапывал кожу. Оргазм был уже близок. Трандуил выгнулся и… застрял.
Рогатая корона, с которой он не пожелал расстаться даже в постели, накрепко застряла в кованом изголовье. Трандуил дернулся, но выпутаться не смог. Острое желание, которое вот-вот должно было завершиться оргазмом, резко схлынуло. Член бессильно повис и заныл от неудовлетворенности.
Трандуил открыл глаза и еще раз подергал головой. Бесполезно. Выпутав руки из веревки, он снял корону и зло отбросил ее. Надо было так обломать самого себя! Полюбовавшись на свой опавший член и пару раз вздохнув, Трандуил протянул руку за свитком и еще раз пробежал текст глазами:
«… Это говорю я, Торин, сын Траина, внук Трора, король Под Горой», — а потом снова прислушался к ощущениям. Член не реагировал. Возбуждение испарилось, словно и не было.
Трандуил снял с шеи маленький серебряный ключик, открыл им большую резную шкатулку, стоящую на низком столике рядом с кроватью, и бережно положил свиток в компанию к таким же письмам. Это была маленькая тайна и большая королевская слабость. Раз уж Торин и бусики находились вне зоны досягаемости, Трандуилу оставалась только эта переписка.
Захлопнув шкатулку, Трандуил улыбнулся. Мысль о ремне показалась ему заманчивой. Член одобрительно шевельнулся.
Через некоторое время, подобающе одевшись и водрузив на голову свою корону, эльфийский король царственным голосом диктовал пространное письмо гномам Эребора, настаивая на своих правах владения самоцветами. Некоторые обороты были резковаты, но разве можно вежливостью заставить Торина написать ответное письмо, в котором — тут воображение пускалось в пляс, а под ложечкой сладко сосало — король Под Горой откроет секреты владения ремнями? А если там еще будут замешаны и пряжки…
Трандуил возбужденно поерзал на троне, но, спохватившись, изящно махнул рукой в сторону. Дескать, вот, непокорные гномы, так и быть, складывайте самоцветы в том углу. Он уже затруднялся ответить, чего жаждал больше: Торина или бусики — оба объекта вожделения вызывали равную страсть.
— Отец? Что это?
Некстати появившийся Леголас прервал королевские мечты. Трандуил одернул рукав, безуспешно пряча широкую красную полосу на запястье — след от веревки.
— Ты кстати, Леголас, — сохраняя невозмутимость, обратился он к сыну. — Мне нужно, чтобы кто-нибудь доставил это письмо в Эребор.
— Разве это так уж необходимо? — приглушенно, чтобы и без того остроухий секретарь не подслушал, заговорил Леголас. — Отец, гномы не доведут до добра. С каждым полученным письмом вы ведете себя все более странно. Вспомните, в каком виде я застал вас последний раз на троне!
Трандуил поморщился. Действительно, в прошлом письме Торин описывал, что он сделает с ним на троне, а сын появился совершенно не вовремя. Но в тот раз, по крайней мере, удалось кончить!
— Ты будешь учить меня? — В глубине голубых глаз полыхнула молния. — Сейчас же позови Тауриэль.
— Я сам доставлю письмо, отец.
Хватит того, что, вернувшись в прошлый раз, Тауриэль выглядела, как кошка, нализавшаяся сметаны. Этого Леголас стерпеть не мог. Гномья зараза, словно эпидемия, расползалась по всему Лихолесью, всюду пуская свои отростки. Он ничуть не удивился, если бы и пауки вскоре прониклись возвышенной любовью к гномам.
Весь путь до Эребора Леголас размышлял, что же такого есть в этих уродливых, грубых, бородатых существах. Гномы вызывали у него глубокое омерзение одним своим существованием, а странное помешательство отца порождало содрогание. Как можно, будучи эльфом — красивейшим, мудрейшим и совершеннейшим существом (по крайней мере, его учили именно этому), — питать слабость к примитивной расе гномов? Что общего может быть у лесного повелителя и подгорного народца, который только и может долбить скалы в кромешной тьме подземелий?
Слово «долбить» почему-то вызвало ряд странных ассоциаций, которые Леголас, как приличный эльф, попытался сразу прогнать из головы иными мыслями. Однако, разглядывая величественные ворота Эребора, он все еще видел перед глазами неприличные картинки.

***

Торин обнаружился в тронном зале. Заложив руки за спину, король рассматривал огромную статую дракона. Поговаривали, что это сам великий Смауг, облитый золотом. Леголас был готов с этим согласиться, ибо в скульптуре было полно динамики и экспрессии.
Торин развернул письмо и принялся сосредоточенно читать. Как непохоже было это нарочитое спокойствие на подавляемое, но все же просачивающееся наружу возбуждение Трандуила!
— Как поживает Тауриэль? — невинно поинтересовался вынырнувший откуда-то из-под лапы дракона Кили.
Леголас едва сдержал желание закинуть руку, выверенным движением вытащить стрелу и наложить ее на тетиву лука, а потом выстрелить прямо в эту светящуюся от смеха физиономию. Но что-то его все же удержало. То ли статус посланника, то ли мрачная физиономия Двалина, маячившая за спиной Торина.
— Он нарывается! — вырвалось из груди короля клокочущее негодование.
Дальнейшие слова были исполнены на кхуздуле. Их Леголас не понял, но общий смысл уловил. И это было явно не восхищение изящным стилем письма. Какое-то время он испытывал чувство гордости за отца, но следующая фраза узбада внушила знакомую тревогу:
— Бусики ему подавай! Нахуй?!
— Не на хуй, — любезно подсказал Двалин. — На хуй он не выдержит.
Торин едва заметно улыбнулся и кивнул.
— Настойчивый, — заметил Кили и почему-то подмигнул Леголасу, от чего у того по спине поползли противные мурашки.
— Жди здесь, — обронил Торин и обернулся к Двалину. — Что ты там про ремни в прошлый раз предлагал?
Леголас яростно сверкнул глазами в сторону удаляющихся гномов, но быстро подавил гнев. Что толку злиться на невежественных существ? Они даже вилками пользоваться не умеют! Успокоив себя собственным превосходством, он устроился на узкой каменной скамеечке и, привалившись к стене, закрыл глаза. На секундочку буквально! Но когда открыл, увидел перед собой мелкого гнома. Казалось бы, ничего удивительного в этом нет: гномы все маленького роста, но этот был совсем уж низкорослый. Леголас никогда не видел гномят… гномышей… детенышей гномов, короче, поэтому с любопытством рассматривал уродливое существо. Тот разглядывал эльфа с неменьшим восторгом.
— Ты кто? — неожиданно пробасил мелкий.
— Леголас, — с достоинством ответил эльф.
Гном кивнул, нагло забрался на скамеечку, вытащил из колчана стрелу и принялся что-то царапать на стене. Леголас решил не связываться — слишком уж странный народец эти гномы. Кто знает, как у них принято воспитывать детей? Он снова прикрыл глаза и подумал о доме. Сумрачные пещеры навевали на него безотчетный страх, а с мыслями о просторных чертогах было спокойнее.
Однако сосредоточиться мешал гном. Он сопел, шмыгал носом и продолжал что-то царапать. Леголас повернул голову и полюбопытствовал.
— ЛИгАлас — пида… — было начертано на стене.
Гном как раз приступил к работе над следующей руной, когда в тронный зал вбежала перепуганная… Вот тут Леголас снова растерялся. Гномьих женщин ему тоже никогда раньше не доводилось видеть.
— Гимли! — завопила она, а потом скороговоркой добавила: — Простите, если он вас потревожил.

***

«Больше никогда», — пообещал себе Леголас, выбравшись из Эреборского ада и вдыхая свежий воздух Лихолесья.
«Никаких пещер», — повторял он про себя, отдавая ответ гномов отцу.
«Ни за…» — споткнулся он на полуслове, глядя, как отец, удовлетворенно улыбаясь, диктует следующее письмо, даже не пытаясь присесть на трон.

---

Понимаешь, на улице дождь

Название: Понимаешь, на улице дождь
Автор: Sorena
Бета: ritaritzy, Jella Montel
Размер: мини, 1991 слов
Пейринг/Персонажи: Джон Стендринг/Кэрол Болтон
Категория: гет
Жанр: hurt-comfort, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Пост-канон. После смерти Эндрю Кэрол вечно где-то пропадает

Вещи не всегда то, чем кажутся. Многое, что кажется злом, может быть добром. Например, дождь.
Д. Мартин

Резкий порыв ветра распахнул потрескавшуюся створку окна, стекло жалобно задребезжало, капли дождя застучали по подоконнику. Джон безучастно повернул голову и своего места на диване не покинул. Он не любил дождь, не понимал, как люди могут восхищаться непогодой и находить в сырости и промозглости хоть что-то романтичное. Страсти природы, как, впрочем, страсти человеческие не были ему свойственны. Ровное тепло камина уютнее и приятнее, чем степной пожар.

Иногда Джону хотелось быть иным — страстным, порывистым, непредсказуемым. В детстве, начитавшись книг, он мечтал стать рыцарем и спасать прекрасных дам от драконов, получая взамен любовь и славу. А кто не мечтал? Кто не хотел быть душой любой компании? Непринужденно улыбаться, шутить и флиртовать с красивыми девушками? Хотел бы любой, только вот не каждому это было дано. Джон всегда был слишком угловат и застенчив, а разговоры с девушками неизменно превращались в пытку, потому что слова никак не шли с языка. Те самые слова, которые он с легкостью находил потом, когда его оставляли в покое.

Замыкаясь в себе, Джон постепенно замечал, что показное равнодушие к окружающим сменяется равнодушием истинным. И какая разница, как ты одет, хорошо ли подстрижен? Овцы на ферме вряд ли смогут оценить твой внешний вид, а девушки… Они слишком заняты другими парнями, чтобы обращать внимание на высокого нескладного Джона, мучительно подбирающего слова для ответа на какой-нибудь простой вопрос.

В его размеренной скучной жизни была своя прелесть, если бы не…

— Джон! — Лиза подскочила к открытому окну и захлопнула створку. — Ты что, не видишь? Весь подоконник залило. Сейчас принесу тряпку.

Он нехотя поднялся с дивана и подошел к окну. Капли дождя растеклись лужицами по облупившемуся подоконнику. Подкрасить бы! Джон смахнул воду ладонью и замер, рассматривая краску, приставшую к коже. Им овладела странная апатия, как после трудного дня, когда сил остается ровно столько, чтобы поужинать и дойти до кровати. Хватит! Джон вытер ладонь о штаны, злясь на самого себя.

— Давай ужинать, Лиза, — зло бросил он, словно девочка была виновата в том, что у него плохое настроение.

— А Кэрол? Мы не будем ее ждать? — Она вытерла подоконник и с вызовом посмотрела в глаза Джону.

Он с досадой отпихнул от себя пустую тарелку, уже приготовленную для ужина, и та, конечно же, упала на пол.

— Да что с тобой сегодня?

Что с ним?! То же, что и вчера, и позавчера, и несколько дней назад. С тех пор как этот Эндрю покончил с собой, Кэрол постоянно где-то пропадала. Джону было наплевать на пересуды и сплетни окрестных кумушек, на косые взгляды соседей, в которых явно читалось осуждение — ведь это случилось после их драки! — он как-нибудь разберется сам, но вот она… Кэрол — сильная, страстная Кэрол — превратилась безжизненную сломанную куклу. Из нее словно разом вынули все эмоции. Даже Лиза могла добиться от нее лишь пары жалких слов. Кэрол работала, автоматически ела, спала, но в глазах ее поселилась пустота. Если бы Джон был другим! Он смог бы ее встряхнуть. В конце концов, они заключили договор, и она должна быть его женой и… И что? Говорить о погоде? Готовить ужин? Спать с ним?

Он же знал, что она его не любит. И все равно женился на ней. Знал, что этот Эндрю рано или поздно влезет в ее жизнь и испортит все. Как всегда портил. Джон почти ненавидел его. Но не за то, что Кэрол его любила, а за слабость и трусость. За эгоизм. Такие, как он, не умеют проигрывать. Не умеют держать удар, разгибаться, вставать и идти дальше. Весь мир был преподнесен ему на тарелочке: образование, работа, красавица жена, ребенок, дом. Но ему было этого мало! А что бы он сделал, случись ему получить Кэрол? Бросил бы все, начал с нуля в какой-нибудь богом забытой дыре? Как быстро он бы заскучал? Начал винить во всем Кэрол? Как быстро он бы сдался? Это было неизбежно, потому что его эгоизм обязательно перевесил бы любовь. Степной пожар выжигает все вокруг, оставляя после себя лишь пепел и черную пустоту. Когда огню нечего есть, он пожирает самого себя, корчась в агонии, но прежде он уничтожает все, до чего дотянется.

— Она сейчас придет, — неестественно мягко прозвучал голос Лизы.

Джон перевел взгляд и с удивлением заметил в глазах девочки не то сочувствие, не то жалость.

— Да, конечно… — пробормотал он, наклоняясь за осколками и избавляя себя от ненужных слов.

Лучше молча заниматься хоть каким-то делом, чем разговаривать ни о чем. Джон неуклюже нырнул под стол, потянувшись за куском разбитой тарелки, и услышал, как мягко скрипнула входная дверь.

Ее шаги… Он узнал бы их из сотни других, даже будучи абсолютно слепым.

— А вот и Кэрол! — провозгласила Лиза. — Ну, где ты пропадала? Мы без тебя за стол не садимся, а я просто умираю с голода.

Джон резко выпрямился, от души приложившись затылком об угол столешницы. Его взгляд упал на перепачканные сапоги жены. Все ясно: опять ходила туда. Мысль о том, что Кэрол раз за разом возвращается на место гибели своего эгоистичного возлюбленного, обдала болью почище, чем ноющий от удара о стол затылок. Что она делает там? Что ищет? Какие призраки прошлого сопровождают ее?

На мгновение их взгляды пересеклись, но Кэрол сразу же отвела глаза.

— Я сейчас, — тихо пробормотала она, — только руки помою.

Голос звучал глухо, хрипло, словно Кэрол долго и громко кричала на пронизывающем ветру.

Это невозможно!

Джон раздраженно отодвинул жену от раковины и бросил в мусорное ведро осколки, стараясь не обращать внимания, как Кэрол вздрогнула всем телом от его прикосновения.

— Давайте есть, — буркнул он, усаживаясь за стол. — Не хочу пропустить матч.

— Разве он не завтра? — ехидно улыбнулась Лиза, накладывая в тарелки неумело приготовленное жаркое.

Джон насадил на вилку большой кусок картошки и отправил его в рот. По крайней мере, это избавило его на какое-то время от необходимости отвечать. Картошка оказалась слегка недоваренной и пересоленной.

— Не очень-то съедобно, да? — поинтересовалась внимательно наблюдающая за ним Лиза.

— Ты на мне эксперименты ставишь?

Девчонка улыбнулась.

— Ну а на ком еще? — и торопливо добавила: — Ладно, Джон, прости. Я только учусь готовить. Вот Кэрол скоро перестанет хандрить, и мы снова будем нормально питаться. Правда?

Джон перевел взгляд на жену. Кэрол жевала жесткое мясо с абсолютным безразличием ко всему. Заметив, что все смотрят на нее, она проглотила кусок и закашлялась.

— Вот сумасшедшая семейка, — заметила Лиза, передавая ей стакан воды. — И не надо на меня так смотреть! Хотите, чтобы я заткнулась? Хорошо. И слова не произнесу! Знали бы вы, как мне это надоело. В школе все только и делают, что косятся в мою сторону, сплетничают за спиной. А вчера миссис Хэмстон поинтересовалась, когда мы уезжаем отсюда. Они, видите ли, не представляют, как можно оставаться здесь после того, что мы наделали.

— Лиза!

— Что «Лиза»?! Мне плевать, что там болтают эти глупые старые грымзы, но вы оба ведете себя не умнее. Хватит жалеть самих себя!

Она вылетела из-за стола и вихрем пронеслась в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Джон опустил голову, и какое-то время они сидели в полном молчании. Единственным живым звуком в этой тягучей тишине было мерное тиканье старых часов на стене.

Тик-так...

Джон застыл, потеряв способность чувствовать. Разочарование, злость и боль придут потом, но сейчас ни одной мысли не было в голове, он словно умер.
Ветер скулит за окном, заставляя дребезжать стекла, воя в трубах голодным волком. Дождь лупит по жестяному козырьку. Тяжелые капли барабанят по стеклу, сплющиваясь и растекаясь водяными змейками.
Кэрол не шевелится, прячет взгляд. Она ежится, словно от холода, но дышит ровно и спокойно. В такт ускользающим секундам.
Кажется, что призрак счастья все еще витает в воздухе. Перед глазами мелькает раскадровка недавних дорогих Джону мгновений: улыбка Кэрол, тепло ее тела, нежность рук, осторожно прикасающихся к его лицу.

«Бом», — возвестили часы начало нового часа.

Джон поднялся и подошел к раковине. Так больше нельзя! Он знал, что сейчас Кэрол молча встанет и уйдет в спальню. Их спальню! И тихий стук закрывшейся за ней двери покажется громом небесным. А ему останется лишь ворочаться всю ночь на неудобном диване и представлять себе, что он, Джон, не жалкий неудачник, изгнанный из собственной спальни, а другой — сильный и уверенный в себе. Тот, кто распахнет ногой эту чертову дверь и обнимет жену, несмотря на ее сопротивление. И будет держать на коленях, утешая, и баюкать, словно ребенка, пока она не уснет в его объятиях. Тот, кого она действительно выберет.

Но что толку думать о несбыточном? Если бы он мог, то ушел бы, оставив ее в покое. Только некуда ему. Джон поставил на карту все, что у него было. И проиграл.

— Я уберу со стола, — тихо сказал он, чтобы хоть чем-то разбить это молчание.

Смешно! Полчаса назад ему совершенно не хотелось говорить, а сейчас тишина угнетала.

Кэрол не ответила. Она рассеянно ковыряла вилкой холодное жаркое, не отрывая взгляда от тарелки. Какое-то время Джон смотрел на нее, размышляя, не послать ли все к черту и не уйти ли сегодня в бар. Напиться, чтобы не думать и не видеть перед глазами это лицо и эту темную прядь волос, упавшую на лоб, которую так хочется убрать, а потом нежно пригладить. Да гори оно все синим пламенем! Он так и сделает!

Джон собрал со стола тарелки и переложил их в раковину. Он почувствовал, как злость снова поднимается в нем. Довольно! И этого умершего дома, и несбывшихся надежд, и жены, оплакивающей бывшего любовника — довольно! Он уже устал ждать, что когда-нибудь что-то изменится, и…

— Джон, — позвал его хриплый голос, а холодная рука прикоснулась к его спине. — Ты когда-нибудь сможешь меня простить, Джон?

Он выронил тарелку, и та разлетелась осколками по полу.

— Кэрол?

Она дрожала.

— Я поступила с тобой по-свински.

Джон резко обернулся.

— Что ты…

Холодная рука легла на его губы, но он стряхнул ее.

— Я не должна была выходить за тебя замуж, — торопливо произнесла она, боясь, что ее перебьют. — Не так.

Джон почувствовал слабость, кровь хлынула куда-то вниз, а в сердце заполз страх. Именно такого разговора он боялся все это время.

— Ты хочешь развестись? — выдавил он.

Кэрол опустила глаза.

— Я испортила тебе жизнь. Все, что я умею, — портить. Эндрю… — она споткнулась на этом имени, — умер из-за меня. Я не хочу, чтобы и ты окончательно сломал свою жизнь. Лиза права: хватит жалеть себя.

Джон ошеломленно молчал.

— Я… Мы завтра уедем. Ты сможешь простить меня? — повторила она.

— Кэрол, — мягко позвал ее Джон, приподнимая за подбородок. — Посмотри на меня.

Она помедлила, но с несвойственной ей покорностью посмотрела ему в глаза.

— Ты не портила мне жизнь, — продолжил он. — Я был рад жениться на тебе, я хотел тебя и хотел жить с тобой. Это был мой выбор, никто не принуждал меня сделать этот шаг.

— Это была сделка.

— Именно. И мы оба следовали ее условиям. Не будь ее, я бы никогда тебя не получил, — горько добавил он.

Кэрол отступила на шаг назад. Было непривычно видеть ее такой потерянной и слабой. Она всегда знала, чего хочет, и шла к цели, не оглядываясь, не задумываясь о цене, которую нужно было заплатить, но когда цена оказалась слишком высокой, вдруг поняла, что цель этого не стоила. Рано или поздно слабость пройдет, а жизнь наполнится новым смыслом, но сейчас Кэрол была похожа на ребенка, сбежавшего из дома, но заблудившегося на первой же миле пути.

И Джон впервые в жизни ощутил в себе силу и уверенность того самого рыцаря, спасающего беспомощную прекрасную даму от призраков степного пожара, который настиг ее в пути.

Дождь лечит выжженную землю, прибивая пепел, и питает затаившиеся от пожара ростки новыми силами. Он смывает всю грязь и охлаждает ожоги. Дарит надежду.

— Иди ко мне.

Он потянул ее к себе и крепко обнял. Кэрол не вырывалась, не сопротивлялась, позволяя ему привлечь ее к себе, прижимаясь щекой к теплой груди, слыша, как тяжело бухает внутри его сердце. Сейчас ей было очень нужно ощущать твердость и надежность мужских объятий.

— Ты холодная, — улыбнулся он, убирая с ее лба ту самую прядь.

— Понимаешь, на улице дождь, — пожала плечами она.

---

Взаперти.

Название: Взаперти
Автор: Sorena
Бета: ritaritzy, Jella Montel
Размер: мини, 1233 слова
Пейринг/Персонажи: Гай Гисборн/Мэг
Категория: гет
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Что в действительности происходило, когда Гай и Мэг оказались в соседних камерах в 3х09

Излавки от  006 сткглм




— Выпустите меня! Сейчас же выпустите! Как же я ненавижу мужчин! Ну, выпустите же!
— Это бесполезно, не стоит так кричать.
— А ты чего уставился? А ведь я тебя знаю…
— Поздравляю.
— Ты брат этой… Ну…
— Изабеллы.
— Да, точно, Изабеллы. Она моя подруга!
— Столько гордости, а сама еле-еле имя ее вспомнила.
— Знаешь что…
— Пока не знаю, но ты же все равно сейчас расскажешь.
— Да ты… Ты…
— Ох, сколько злости! Попробуй еще разик броситься на эту решетку.
— Это еще зачем?
— Вдруг тебе повезет, и она сломается? Конечно, шансов мало, но есть надежда, что ты наконец-то устанешь и замолчишь.
— Нет у тебя надежды! Я слышала, что и друзей-то у тебя нет.
— Зато твоя подруга – просто идеал — обеспечила тебя жильем в лучших подвалах замка.
— Да что знаешь?! Между прочим, я попала сюда из-за ее муженька.
— Торнтон здесь?..
— А что это ты так улыбаешься?
— Тебе показалось.
— Так бы и сцарапала эту мерзкую ухмылку! Ненавижу!
— Ухмылку?
— Тебя! И мужчин… И ухмылку эту тоже!.. И разговаривать с тобой не желаю!

Через несколько минут.

— Эй. Э-эй!
— Ну что? Кажется, тут кто-то не хотел со мной разговаривать.
— А за что тебя Изабелла так ненавидит?
— Я ее замуж выдал.
— Что? Замуж?!
— Прошу тебя, выдохни, а то ты сейчас взорвешься и забрызгаешь стены кровью. Тебе все равно, а мне еще тут сидеть и сидеть.
— Какой же ты…
— Вот, уже лучше. Дыши, не останавливайся. Если бы ты еще и трястись перестала…
— Ты выдал сестру замуж?..
— Тебе это по буквам повторить?
— Как ты мог?
— Я тебе сейчас открою страшную тайну: обычно женщины выходят замуж. И некоторые даже счастливо.
— Будь я королем, непременно бы издала закон…
— Сомневаюсь, что это возможно. Обычно королями становятся мужчины. А ты их ненавидишь.
— Конечно, я их ненавижу! А за что их… вас любить? Ты вон сестру замуж отдал!
— У меня не было другого выбора: Торнтон предлагал неплохое вознаграждение.
— Ты ее еще и продал? Не зря ты мне так не понравился! Гори в аду, мерзкое чудовище!
— Я уже там.
— Не хочу даже сидеть рядом с тобой!
— А ты покричи. Вдруг тебе найдут свободную камеру подальше от такого чудовища, как я?
— А могут?
— Могут. Но могут и просто казнить. Ты же не рассчитываешь на милость Торнтона? Он же мужчина, как-никак.
— Лучше я в другой угол уйду. Потемнее!

Через час.

— Ай!
— Что такое?
— Здесь мышь! Ай! Пошла вон отсюда!
— А ты проверь ее пол, вдруг это не мужчина? Тогда тебе не нужно будет ее ненавидеть.
— Перестань молоть чушь! Аааа! Она подбирается ко мне. Сделай что-нибудь!
— Что, интересно?
— Она так на меня смотрит…
— Как?
— Оценивающе. И усами шевелит.
— Тогда точно мужчина. Беги оттуда, он пришел мстить за весь поруганный род.
— Перестань смеяться и спаси меня!
— Как? Ворваться к тебе в камеру с мечом и зарубить это чудовище? Прости, не могу.
— Аааа… Помогите!
— Господь милосердный!
— Что ты там бормочешь?
— Да кинь ты этой мыши кусочек хлеба!
— А вдруг ей будет мало, и она примется за меня?
— Ты думаешь, такая маленькая мышка сожрет такую большую…
— Аааа…
— Ну вот, видишь, ей всего-навсего хотелось немного хлеба.
— Ох…
— Пожалуйста, отцепись от моей рубашки. Я был бы рад оставить тебе рукав в подарок, но здесь я вряд ли найду другую.
— Ты спас меня!
— Как тебя зовут?
— Мэг.
— Послушай, Мэг, ты не сможешь еще сильнее прижаться ко мне – тут решетка, поэтому отпусти мою рубашку, мою шею и дай уже вдохнуть, пока я не умер от удушья.
— Прости.
— А теперь успокойся.
— Я не могу. Вдруг эта мышь еще вернется?
— Обязательно вернется: я же ее кормлю каждый день.
— Так это ты?..
— Ну вот, опять началось.
— Это твоя мышь?
— Строго говоря, нет. Она местная, так что в данный момент принадлежит твоей любимой подруге Изабелле.
— Ты это все назло мне сделал! Даже мышь прикормил. Я же говорила, что мужчинам нельзя верить!

Еще через час.

— А ведь я даже не знаю твоего имени.
— Сэр Гай Гисборн.
— Тот самый?
— Что значит «тот самый»?
— Про которого так много говорят.
— И что же про меня говорят?
— Ничего хорошего: жестокий мучитель крестьян, подлый убийца, верный раб шерифа Ноттингема.
— Правду говорят.
— А я видела тебя несколько раз. Ты проезжал на черном таком коне мимо нашего дома.
— Подглядывала?
— Вот еще!
— А ты покраснела!
— Ничего я не краснела! И вообще, как ты можешь разглядеть это в темноте?
— Значит, точно покраснела. И как часто ты за мной подглядывала?
— Ничего я не подглядывала – так, пару раз взгляд бросила, кто это там такой противный проезжает. Ты себя со стороны видел? На ворона похож – весь в черном! Того гляди закаркаешь! Да еще эти твои длинные ноги, обтянутые черными кожаными шоссами…
— Твой голос стал подозрительно мечтательным.
— А твой – подозрительно самоуверенным! Ты что, думаешь, мне больше заняться нечем, как раздумывать, есть там что-то под этими обтягивающими шоссами или нет?
— Какие неприличные мысли для молодой дамы!
— С тобой невозможно разговаривать!

Еще через час.

— Ну что ты там все возишься и пыхтишь?
— Отстань!
— Тебе плохо?
— А тебе-то какое дело? Пить я хочу.
— Тебе нужно пососать.
— Что?! Опять непристойности?
— Мэг, ты слишком много думаешь о непристойностях, не нужно так легко признаваться в этом. Я имел в виду, что тебе нужно что-нибудь пососать. Что у тебя на шее?
— Кулон.
— Это камень?
— Да.
— Тогда возьми его в рот и соси. Это ты умеешь?
— Зачем еще?
— У тебя выделится слюна, и станет легче.
…
— Мэг…
— Мм?..
— Причмокивать совсем необязательно.
— Ты меня еще поучи! Ни один мужчина…
— Не начинай, это уже устарело. А вот поучить тебя я бы мог. Если бы ты очень попросила…
— Вот почему ты такой?
— Какой?
— Делаешь все, чтобы тебя возненавидели. Тебе доставляет это удовольствие?
— Перестань это делать.
— Что?
— Сейчас ты скажешь, что я не настолько плохой, каким хочу казаться.
— А разве это не так?
— И что меня еще можно спасти…
— Вот именно, просто будь…
— Не надо, Мэг, мою душу уже не спасти.
— Ты просто не пытался!
— Я сказал: прекрати!
— И незачем на меня орать! Я тебя не боюсь.
— Спасение моей души фатально сказывается на спасительницах.
— И как же?
— Я не хочу говорить об этом.
— Гай…
— Сэр Гай!
— Ну и ладно! Можешь со мной вообще не разговаривать!

Еще через час.

— Гай…
— Сэр Гай.
— Почему ты всегда такой мрачный?
— А есть повод повеселиться?
— Может, все-таки расскажешь, что произошло?
— Ну и упрямая же ты!
— Ты тоже!
— Что ты там делаешь?
— Мышь кормлю. Все равно этот хлеб есть нельзя, а бедненький мышонок голодный.
— И давно он стал «бедненьким мышонком»? Недавно ты кидалась мне на шею и орала, что он тебя съест.
— Ну и что? Зато он позволяет себя спасти, а ты – нет.
— Мэг…
— Что? И не нужно от меня отворачиваться! Расскажи – и станет легче.
— Если бы все было так просто.
— Все очень просто, если не усложнять.
— Ну хорошо, я расскажу. Я убил женщину, которую любил. Все! Конец истории.
— Я понимаю… Значит, поэтому ты такой?
— Какой?
— Тебе все равно, что о тебе подумают или скажут?
— Я не могу влиять на мысли и чувства людей.
— И поэтому тебе проще, чтобы тебя ненавидели? Глупо!
— Глупо сидеть за решеткой из-за нежелания выходить замуж.
— Да что ты понимаешь! Тебя же замуж насильно не выдавали!
— Да, мне повезло.
— И все же в тебе есть что-то хорошее.
— Мэг, держись от меня подальше. Вспомни, как ты ненавидишь мужчин.
— Ненавижу! Еще как ненавижу! Вы…
— Вот и хорошо. Помни об этом.
…
— Мэг!
— Изабелла!
— Выходи. Ты свободна.
— А разве ты не выпустишь и Гая?
— Зачем? Он наш враг.
— Но…
— Ты идешь?
— Я сейчас. Я догоню.
…
— Гай…
— Не вздумай возвращаться и спасать меня.
— О, ты даже не поправил, когда я не назвала тебя сэром.
— Это неважно. Ты меня слышала? Не смей меня спасать – это плохо кончится для тебя.
— Мне все равно, что ты там говоришь, я никогда не слушаю мужчин!

---

ФБ 2014

Я не мастак говорить речи, но слова благодарности сказать хочу. Спасибо моей замечательной команде за длинный марафон, который мы преодолели вместе. За поддержку в те моменты, когда хотелось все бросить к чертовой матери и вообще завязать с фикрайтерством надолго. За совершенно потрясающую атмосферу сумасшедшего креатива: стоит кому-то уронить слово - и оно мгновенно подхватывается, обрастает концепцией, обоснуем и прочими необходимыми фикрайтерскими заморочками. За чувство юмора, за работоспособность, за сплоченность перед троллями, заглядывающими на огонек.
И, конечно, за высокое 23 место!
Вы лучшие и талантливые! Все! И я рада, что уже год, как с вами.
С благодарностью тащу ачивки ))

@темы: фб

---

Деанонились!

Ну вот и мы деанонились! Ура! Все слезы-сопли и визги радости потом, а пока...

---

Зима пришла

Похоже в этот год зима решила отыграться за прошлый и пришла слишком рано. Я к ней оказалась морально не готова. У нас вчера пошел легкий снежок, который за ночь превратился в натуральную метель. Как итог - коллапс на дорогах. Сегодня еле-еле успели в школу, хотя вышли из дома даже раньше обычного. Машин как раз не очень много (есть же где-то умные водители, решившие в такую погоду не выезъжать), но движение все равно парализовано.
Пока добиралась до работы, посочувствовала дворникам, разгребающим дорожки у дома, позлилась на отсутствие дорожной техники на улицах. У поворота к работе обнаружилась авария, перегородившая проезд, пришлось объезжать 2 квартала, чтобы попасть с другой стороны. Аррр...
Зима, помедленнее, еще успеешь!
А это фотка вотпрямщас из окна офиса.

@темы: жизненное

---

Мужчины... Нужен совет.

Со мной произошла забавная история. Есть у нас дача - дом в маленькой деревеньке, где все друг друга знают. Есть семья милейших людей, которые мне лично очень симпатичны и приятны. Мы с ними не сказать, что прямо очень дружны, но много общаемся. Это все присказка, а теперь сама сказка.
Звонит мне этот милейший человечище и мямлит, явно желая меня о чем-то попросить. Чувствую, выпил мужик. Не то что совсем пьян, но уже не очень трезв. И вот, желая подбодрить (мало ли у человека какая просьба?) я призываю говорить прямо. На что получаю: "Прямо? Хорошо, пусть будет так. Я тебя хочу. Уже давно. Только не как не мог собраться сказать".
Сказать, что я удивилась - это не сказать ничего. Я села и начала нервно смеяться - защитная реакция у меня такая. А мужик с грустью в голосе продолжает: "Ну что молчишь?". "Да слов нет, - говорю, - в шоке я в полнейшем". Ну и в таком роде. Короче, отмазалась внезапным шоком.
Сегодня этот товарищ мне перезванивает:
- Ну что, у тебя шок прошел?
- Пока нет.
- Леееен, ну подумай, а?
Лена снова впадает в ступор. И вот теперь главный вопрос: что мне делать с этим милейшим человеком? До этого момента он никогда не позволял себе вольностей в мой адрес (или чей-то еще), так что для меня это действительно гром среди ясного неба. Мущин, он, конечно, приятный, мне нравится. Да и я свободна, никому ничего не должна Но... есть просто море разных "но"! Например, я общаюсь с его женой))
То есть я бы, может, и не против, если бы не обстоятельства, которые я поменять не могу, а принять не хочу. С другой стороны, с этим милейшим товарищем мне еще общаться и общаться, так что прямо послать я его не в состоянии - жалко, а издалека он делает вид, что не понимает. А теперь скажите, что бы сделали вы?
Вооот...

---

Тестик

Проверилась, решила пока не выбрасывать свой инженерный диплом))

По тесту Беннета на инженерные способности и техническую понятливость у меня получился результат:

У Вас уровень развития технического мышления (технических способностей) - очень высокий (70%). Набрано 49 баллов из 70 возможных.

---

И снова ФМ

Дорогая  Twig решила, что мне пора делиться позитивом с окружающим миром.
Да-да, флешмоб!

Суть в том, чтобы на протяжении 7 дней постить каждый день по три хороших новости из своей жизни. Что-то, что вас порадовало: приятная покупка, интересная и добрая ситуация с людьми на улице, сериальные события дня, да что угодно. Обязательно осаливаете мобом френдов.

Хм... Я попробую.
День первый.
1. Утро началось с уютного мурчания под ухом.
2. Сегодня пятница! Я только что это осознала)
3. И аванс! Ух ты! Я прикуплю себе что-нить повышающее настроение.

День второй.
1. Съездила в деревню, нюхнула свежего воздуха.
2. И вернулась очень вовремя.
3. Моя команда - умнички!

День третий.
1. Сегодня воскресенье (пусть куча дел, но все равно!)
2. Я испекла вкуснющий пирог с яблоками.
3. Можно упасть на диван и помечтать о том, что завтра на работу не нужно))

День четвертый.
Сегодня у меня как-то все тревожно, но поищу позитив.
1. Записались с мелким на курсы скорочтения.
2. На работе было спокойно.
3. Старший порадовал хорошими оценками.

День пятый
1. Встретилась со своей беременной подругой. Все, теперь уже ее увижу только после родов.
2. Ребенки порадовали оценками.
3. Вечером удалось немного расслабиться и почитать.

День шестой
1. Родители купили квадроцикл. Дети счастливы, я в раздумьях.
2. Чинила компьютер еще у одной подруги. Толку было мало, зато очень мило поболтали и посмеялись.
3. Старший принес пятерку по французскому. Вовремя, я уже готовила к бою волшебную тапочку.

День седьмой
Плохо у меня сегодня с хорошими новостями.
1. Ушла домой после обеда, просто забила на работу.
2. Подруга родила девочку. Третью в семье))
3. Выпила кофе (ага, на ночь), немного расслабилась.

А хороших новостей я буду ждать от  006 сткглм,  Bonte,  Фаэливрин

запись создана: 19.09.2014 в 08:45

@темы: флешмобное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Флэшмоб

Гуляет Флэшмоб по френдленте, вот и мне прилетело от  leto-manka

Правила:
1) Увидев, что вас осалили, тут же сделайте скрин своего рабочего стола. Лучше ничего не изменять, так будет веселее.
2) Запостите картинку в своем блоге. Если хотите, добавьте краткое пояснение. К примеру можно рассказать, почему у вас так много иконок=3
3) Осальте еще 5 человек.

Мой рабочий стол

Ничего особенно интересного нет: программы, необходимые для работы, и куча срочных писем, которые нужно подписать/отослать ватпрямщас.

И я осаливаю:
 Yana_mia
 СказительницаДВ
 Фаэливрин
 Twig
 Bonte

@темы: флэшмоб

---

Ice Bucket Challenge

Он сделал это))

@темы: моя прелесть

---

О, эти иностранные языки

Русский язык — самый потрясающий, ведь, общаясь посредством этого языка можно буквально парой слов выразить целый спектр эмоций и понятий. Однако все равно в других языках мира есть выражения, описать которые на русском невозможно без долгих и пространных объяснений.

Ареодярекпут (инупиак, один из языков эскимосов) — обмен женами на несколько дней

Баккушан (японский) — девушка, которая выглядит сзади шикарно, но оказывается страшненькой спереди.

Шемомеджамо (грузинский) — бывает, что еда настолько вкусная и невозможно остановиться. В Грузии это слово означает: «Я случайно съел все это»

Карелу (тулу, один из языков Индии) — полоски на коже, оставленные слишком тесной одеждой или резинкой от трусов.

Тсудоку (японский) — купить книгу, но не дочитать её до конца.

Кливидж (английский) — ложбинка между грудями в декольте или между ягодицами.

Илунга (луба, один из языков Конго) — человек, который легко прощает оскорбление в первый раз, со скрипом прощает во второй и уж совсем никогда не прощает в третий.

Палегг (норвежский) — название сэндвича, который сделан из «всего того, что было найдено в холодильнике».

Ведрите (словенский) — укрыться от дождя и переждать его, чтобы спокойно идти дальше.

Кайакумама (японский) — мама, которая неустанно толкает своих детей к успеваемости.

Пелинти (язык Республики Гана) — бывает, что Вы впиваетесь в аппетитный кусок чего-либо, а он оказывается горячим. Выплюнуть неприлично. Вот вы, открыв рот, произносите что-то нечленораздельное. В Гане для этого существует это слово, которое всё это и описывает.

Лайогеник (язык о. Ява) — слово описывающее человека, который для тебя очень дорог, когда он где-то далеко, а когда рядом становится абсолютно безразличен.

Куалункуизмо (итальянский) — состояние, когда ты настолько устал от того, что происходит в политике и обществе, что тебе уже нет ни до чего дела.

Махж (персидский) — прекрасно выглядеть после перенесенной болезни.

Нилентик (индонезийский) — щелкать кому-нибудь пальцем по уху.

Рхвэ (язык Тонго, Южная Африка) — слово означающее сон в пьяном состоянии в одежде на полу.

Муррма (вагиманский, один из языков австралийских аборигенов) — нащупывать что-либо на дне ногами, стоя в воде.

Лагом (шведский язык) — состояние когда «не слишком много, и не слишком мало, но щепотки чего-то не хватает».

Панапоо (гавайский) — чесать голову, вспоминая что-либо.

Сендула (лунда, один из языков Замбии) — наткнуться в лесу на мертвое животное и смекнуть, что лев или леопард, возможно, еще где-то поблизости.

Уитваайен (голландский) — ненадолго покинуть город и съездить в деревню, чтобы побыть на природе и подышать свежим воздухом.

Уликкесбилен (датский) — автомобиль, который вечно попадает в аварии или ломается.

Вибафноут (чешский) — Неудачная попытка напугать тебя, выскочив из-за угла.

Бокетто (японский) — Акт бессмысленного и продолжительного смотрения в даль.

Иктсуарпок (язык Инуитов) — слово означает чувство ожидания и легкого волнения, когда ты всё приготовил дома и ждешь гостя или гостей, а они не идут.

Утащено с просторов инета.

@темы: забавное...

---

Туда и обратно

Честно подсмотрела у  СказительницаДВ
Ыыы)))

Туда и Обратно

Ваше имя Бильбо Бегинс Человек? А что интересно человек забыл в компании 13 гномов? Хотя она довольно милая. Да, черт побери, в ее компании это путешествие было и не таким уж и ужасным. Она всегда подбадривала меня добрым словом. А еще, вы видели, как она орудует мечом. Охо-хо… обижать ее не стоит. Я слышал, что Торин спас ей жизнь, может поэтому она решила отплатить ему тем же. Гендальф Серый Забытая и покинутая всеми сирота. Хотя, я никогда не видел, чтобы она плакала или жаловалась на жизнь. Я учу ее мудрости и терпению, хотя с ее неугомонным характером это почти не возможно. Но я рад, что она отправилась в это путешествие с нами. Элронд Она еще так юна, но уже знает, что такое боль и мучения. Хотя я рад, что нашлись те, кто поддержал ее в трудную минуту. Не думал, что гномы могут позаботиться о ком-то кроме себя. Я предлагал ей разделить с нами кров, но она отказалась. Надеюсь, всемогущий Эру позаботиться о ней. Галадриэль В ее сердце столько тоски. Будь я на ее месте, боюсь, давно бы сошла с ума. Но она держится. Быть может, люди не такие уж несовершенные, как мы думаем? Голум Моя прелесть… Где, где оно? Это девчонка знает того противного хоббитса, который забрал его у нас. Ненавижу… ненавижу их всех. Торин Дубощит Я спас ей жизнь, помогая разобраться с разбойниками. Конечно, она бы и сама совсем справилась, но я вовремя подставил свой меч под удар противника. С тех пор мы не расставались. Она рассказала мне, что ее предки родом из Дейла, и что они чудом выжили после нападения дракона. Теперь у нее нет дома, как и у меня. Я старше ее на несколько десятков лет, но порой мне кажется, что только она понимает меня. Я обещал ей, что когда мы вернемся на Одинокую гору, я заново отстрою для нее город, только для нее. Двалин Она хороший друг. Правда, когда Торин привел ее, я подумал что это шутка. Негоже такой молодой девушки отправляться в опасное путешествие, но она сама сделала этот выбор. И я рад, что она его сделала. Бофур Хэх… Она знает кучу веселых песен и историй. Мы часто собираемся у костра и делимся ими друг с другом. Хотя, Торин рассказывал, что у нее была не простая судьба, надеюсь, эта девушка найдет в этом путешествие именно то, что она ищет. Глоин Добрый и открытый человек. Она еще ни разу нас не подвела. Дори Мне нравиться, что она всегда прислушивается к нашим советам. Да и сама может подкинуть хорошую идею. Нори Я мало с ней общаюсь. Но всем остальным она нравиться. Фили Она мой лучший друг. Мы часто остаемся в дозоре втроем. Правда, вместо того, чтобы следить за пони, мы рассказываем друг другу разные истории, а еще играем в прятки. Думаю, дядя правильно сделал, что взял ее к снами в это путешествие. Кили Она мне и Фили как сестра. Мы часто проводим время втроем за разными забавами. Совсем недавно я заметил, как дядя смотрит на нее, таким задумчивым и томным взглядом, а она улыбается ему. Что-то здесь есть. Балин – Я рад, что Торин приобрел такого друга, как она. Но боюсь, его сердце жаждет намного большего, чем она сможет ему дать. Оин Что? Что вы говорите, я не слышу? А, да меч я взял. Что? Не это спросили? Говорите громче. Бомбур Похлебку она варит отменную, да и картошку лучшее нее никто не печет. Ори Думаю, что рядом с ней, мы все чувствуем себя детьми. Она так задорно смеется. Бифур Она учила меня, как правильно охотиться на белок. Меня… да я меч в руках держал раньше, чем она появилась на свет. Леголас Когда мы застали их врасплох, Торин никого к ней не подпускал. Я всегда думал, что гномы бесчувственные сознания, но между этими двумя явно что-то есть. Но учитывая, что они из разных народов, вряд ли из этого выйдет что-то путное. Тауриэль Я не много ей завидую, она столько всего видела в своих странствиях. Да и меч она держит крепко, прямо как настоящая эльфийка. Трандуил Она очень симпатичная для простой смертной. Но я дивлюсь тому, что интересного она нашла в компании гномов. Когда их схватили, я предложил ей остаться не в темнице, а в обычных покоях, но она сказала, что ее место рядом с друзьями. Глупый, но достойный уважения поступок. Бард-лучник Я слышал, ее предки родом из Дейла, города под горой. Наверное, именно это побудило ее сдружиться с гномами. Радагаст Бурый Не помню ее. Надо будет у Гендальфа спросить, но сейчас я немного занят. Ежик… подожди меня. Некромант Скоро они все узнают мою силу. Грядет война, и я знаю, кто победит… Азог Я лично убью эту девчонку и заставлю Торина смотреть, как она будет страдать и корчиться от боли. Смауг Гномы, хоббит и человек… Чувствую меня ожидает не плохой ужин, но для начала надо их всех хорошенько зажарить.

все гадания на aeterna.qip.ru

@темы: гадательное

---

Конец года

Жалобное

И наступил в моей жизни перманентный пипец, который называется "конец учебного года". На прошлой неделе у мелкого было 4 контрольных подряд, на этой тоже. Он не справляется уже с давлением психологическим, срывается, сдает все откровенно слабо даже по тем предметам, по которым всегда нормально учился. В воскресенье мы с ним готовили темы к устному английскому 6 (!) часов. Даже у меня в мозгах каша образовалась.
У старшего 29 экзамен.
По-моему, мне срочно нужен психиатр, потому что я скоро с ума сойду от всех этих волнений, расстройств и прочего. Если я выживу к концу мая, будет просто прогресс.

@темы: жалостное

---

О киношном

Пересмотрела сегодня "Великого Гэтсби".
Что-то так под настроение попало, что вся под впечатлением осталась.
Самое смешное, что в жизни мы как раз и бываем вот такими дурами, ломающими то, что ломать не нужно, и цепляющиеся за то, что нам не принесет никакого счастья.
Да, я сегодня вся деффачка-деффачка лирическая...

@темы: киношное